– Чтобы знать, как к вам обращаться.
– Шейх Рукн ад-Дин.
– Шейх Рукн ад-Дин, обвинение в вольнодумстве, видимо, изложено на это листочке бумаги? – спросил Али.
– Да.
– Могу я узнать, кто автор обвинения?
– Здесь нет подписи.
– Если там нет подписи – это анонимка. Стоит ли всерьез обвинять человека по анонимному доносу?
– Для этого мы и вызвали вас сюда. Мы зададим вам несколько вопросов, чтобы утвердить или опровергнуть это обвинение. Итак, верно ли, что вы, рассказывая о благословенном пророке Мухаммаде, да будет, доволен им Аллах, не прибегаете к известным и одобренным советом улемов хадисам, но говорите о нем как о человеке обыкновенном, подверженным человеческим страстям и слабостям.
– Но он был человек, – сказал Али, – пророк Мухаммад никогда не заявляет о своей божественной сущности.
– Это так, – согласился Рукн ад-Дин, – но здесь есть определенная тонкость. Вы обязаны воспитывать в своих учениках благоговение к пророку, да будет доволен им Аллах. А какое благоговение будет испытывать ученик, если вы ему рассказываете о его женах, детях, привычках. Ученик, слыша все это, будет думать, что пророк был таким же, как он сам.
– Я не подумал об этом. Я преследовал совсем другие цели.
– Какие цели вы преследовали, – настороженно спросил Рукн ад-Дин.
– Знание, эрудиция, осведомленность о жизни основателя ислама, а не мифы.
– Мифы создают ореол вокруг человека, а знакомство с личной жизнью – развенчивают его, – заявил улем.
– С этим положением я не буду спорить.
– То есть, вы признаете.
– Выходит, что так.
– Не говорите обиняками. Да или нет.
– Да.
Улемы переглянулись, затем последовал новый вопрос.
– Верно ли, что вы рассказываете о том, что пророк Мухаммад грабил караваны?
– Это не совсем так. В частности, рассказывал о нападении на торговый караван курайшитов, имевший место в декабре 623 года.
– Какое отношение будет у ваших студентов к пророку после подобных рассказов?
– Но это факты его биографии.
– Мударис Али, отношение к грабежам за прошедшие шестьсот лет сильно изменилось. Для песков Аравии – это было нормой, военной добычей – ганимат. Но для культурной сирийской среды – это имеет совсем другой смысл. И не все так умны, чтобы понимать это.
– Мне нечего возразить, – вздохнул Али.
– Значит, вы признаете?
– Да.
– Кстати, о том, что пророк умер, вы тоже рассказываете своим ученикам?
– Жизнеописание пророка включало в себя и жизнь, и смерть. Что-нибудь не так?
Улемы стали переглядываться.
– Не будете же вы утверждать, что он не умер? – спросил Али на всякий случай.
– Сейчас идут консультации по этому вопросу.
Али показалось, что он ослышался.
– Простите? – сказал он.
– Есть мнение, что он не умер, а вознесся на небо, – услышал он в ответ.
– Вы это серьезно? – удивился Али, он не верил своим ушам.
– А чем мы хуже христиан?
– Но ведь всем известно, что он умер. Пророк всегда говорил о том, что он человек, и он смертен. Он умер на руках своей жены Айши.
– Достаточно, – остановили его, – вы свободны. Мы известим вас о своем решении.
Али направился к выходу, но был остановлен вопросом:
– Какой предмет вы вели в медресе?
– Основы фикха, – ответил Али. – А почему вы употребили прошедшее время?
Улемы сурово глядели на него, и отвечать ему никто не собирался.
Когда Али вернулся в медресе, был полдень. Ученики сидели в классе смирно и заметно обрадовались его появлению. Али провел оставшиеся часы занятий, затем зашел к ректору.
– Какие новости? – спросил ректор.
– Главная новость в том, что пророк не умер, а вознесся на небо.
Поскольку ректор смотрел на него без улыбки, Али добавил:
– Оказывается, в жизнеописании пророка появились изменения. Я не знал этого.
Ректор вздохнул.
– Какой-то ретивый муфтий, недалекий, но ревнитель веры, вдруг заявил, о том, что пророк на самом деле не умер, а также как Иса Масих,[3] вознесся на небо. Дело было на расширенном ежегодном собрании муфтиев. И, представь себе, что не нашлось никого, кто бы взял на себя смелость возразить ему и заявить, что это не так. Теперь по этому поводу идут консультации, решение не принимается потому, что это очевидная глупость, но никто не может и не хочет взять ответственность на себя, и сказать, что пророк умер. Вот так. Иди домой, решения еще нет.
– Простите, – сказал Али, – я не могу понять. Это все серьезно?
– Более чем.
– Но ведь, я веду не теологию, а светский предмет – мусульманское право.
– Медресе – не светское заведение, – возразил ректор, – надо было ограничиться правом.
– Я рассказывал это для общего развития. Чем это мне грозит? Неужели я от них завишу?
– Совет улемов очень влиятелен. Иди домой, поживем, увидим.