Джабарлы Джафар
Девичья башня
Джафар Джабарлы
ДЕВИЧЬЯ БАШНЯ
1
Словно тайны гнездо, над Кузгуном
Наклонясь у прибрежной косы,
Предается в унынии думам
Молчаливая "Кыз-Каласы".
И пресыщена жизнью и скорбью,
Как невеста далеких времен,
Ныне, плечи гранитные горбя,
Нашу жизнь озирает сквозь сон.
В брызгах солнца сверкают строенья,
Все блестит в золотистой пыли.
Позади - голоса обновленья,
Впереди же скользят корабли.
Над открытыми вновь буровыми
Нефтяной поднимается чад.
Сотни тысяч рабочих над ними!
День и ночь молотками стучат.
Там, где бухта идет полукругом,
По ночам на толпу набредешь.
Это - девушки, дочери юга,
Это - жаркая кровь, молодёжь.
Смех и шёпот в дыхании мая,
И любой устремляется вслед,
И, цветок городской обнимая,
Обнимаем бывает в ответ.
Всех живое веселье связало,
Всюду новая песня звенит.
И вздымаются волны Хазара,
Омывая прибрежный гранит.
Но лазурный Хазар - не участник
На торжественном этом пиру.
Современник столетий ненастных,
Он грустит и шумит не к добру.
Вспоминает ли роскошь эльханов,
Иль скорбит о забвенье волна,
Как узнать? Речь седых великанов
Нашей жизни кипящей темна.
И страданье и радость проходят,
А минувшее скрыто от нас,
И, однако, порою в народе
Приходилось мне слышать рассказ,
Что в былом охранял неустанно
Дочь-красавицу дряхлый наш хан.
Что наследник враждебного хана
Был к ней страстью слепой обуян.
А старик, негодуя и споря,
И стремясь заградить к ней пути,
В синих водах Хазарского моря
Эту башню велел возвести.
Окружив неподкупною стражей,
Заточил он невесту туда,
От ашика и жадности вражьей
Дочь прекрасную скрыв навсегда.
Всем известно предание это
Но однажды согбенный бедняк,
Овладевший искусством поэта,
Эту повесть мне передал так:
2
Майской ночью, в мерцании лунном,
Лет шестьсот или больше назад,
Был ласкаем лазурпым Кузгуном
У сераля задумчивый сад.
На высокую кровлю сераля,
Вся в сиянье, глядела луна,
Желтоватые звёзды дрожали,
И сверкала морская волна.
Отражаются в скалах у края
Моря блеск и мерцанье луны.
Ридом девушки, в прятки играя,
Безотчётным весельем полны.
Чуть скользят эти лёгкие пери,
И любовью их взгляд напоён,
И глядят они, взорам не веря,
Словно видят пленительный сон.
Этой тихой и ласковой ночью
В том саду, где растенья сплелись,
Устремив в отдаление очи,
Прислонилась к орешнику кыз.
Смотрит вдаль она с тайным вопросом,
А луна продолжает свой путь
И ласкает развитые косы
И её серебристую грудь.
Тёплый ветер ей волосы гладит,
И стенает волшебный кяман,
И гишерные чёрные пряди
Оплетают ей шею и стан.
Но в тоске, ничему не внимая,
Словно жаждет нездешнего мая,
Всё глядит она перед собой,
И томится по жизни иной.
И на ствол опираясь древесный,
То дрожит, то вздыхает она,
То эфир озирает небесный,
Молчалива, грустна и томна.
Веки тонкие полусмежает;
Губы алые дёргает дрожь...
Улыбается? Плачет?- Кто знает!
Шепчет? Стонет она?- Не поймёшь.
Очи - уголь... Подъемля их снова,
Что вдали она видит тогда,
Молодое светило былого,
Порождённая солнцем звезда.
...Встало облако с месяцем рядом,
В дымке моря мелькает каик.
Легкий ветер играет нарядом
И к кудрям её нежно приник...
3
Есть величья на нем отпечаток,
Хоть морщинисты выступы скул,
И, в бровях исчезая косматых,
Нежный пламень очей потонул.
Он к фонтану идёт из сераля,
Где мечтает найти свою дочь,
И вздыхает, сады озирая,
И стенает, и слушает ночь.
И склонив свою голову набок,
Продолжает он путь свой опять,
Чтоб во взорах горячих и слабых
Дочь могла о любви прочитать.
Но, увы, не отцовской любовью
Любит дочь свою хан Кантемир,
И цветок этот с пламенной кровью
Старику, как влюблённому, мил.
Он спешит, на себя негодуя,
Хоть от страсти почти бездыхан...
Скажут люди, что дочь молодую
Погубил ради прихоти хан.
И, в потомстве его обесславя,
Презирать его станет народ
И, страшась его мщения въяве,
Поносить его втайне начнёт.
Но хотя шариата страшится
И аллаха могучего кар,
Пусть и власти, и чести лишится,
Лишь бы в сердце угаснул пожар.
И не хочет идти, и страдает,
Но идёт он вперёд и вперёд...
Не идти бы - но сердце толкает!
Не любить бы - желанье влечёт!
...Сходит в сад Кантемир по ступеням...
Отошли опасения прочь.
Ближе, ближе,- и лёгким виденьем
Возникает пред ним его дочь...
5
...Как над бедной голубкою кречет,
Кантемир над прекрасной кружит,
И глаза его молнии мечут,
И земля под ногою дрожит.
Как голодного волка - добыча,
Эта прелесть безумца влечёт,
И красавицы гордой величье
Хану ближе, чем царский почёт.
- Своенравна ты, нежная пери,
Но неужто погубишь отца?
И победы я знал, и потери,
И судьбу испытал до конца.
Я ещё никому не сдавался,
Предо мной же склонялся весь мир.
Бился с гибелью, в пламя кидался,
Пил не воду, а кровь Кантемир.
Перед ханом аскеры бежали,
Все удары мой меч отражал,
И зарубку на чуждом кинжале
Не однажды мой делал кинжал.
И не думай, что горькие годы
Кантемира согнули, Дурна!
Я прошёл и пустыни, и воды,
И рука Кантемира верна.
Погляди: разве пламенным краем
Не владею, как признанный царь?
Разве мощный народ не караем
Кантемира рукою, как встарь?
Захочу - и заставлю народы
Ради грёзы пустой умереть,
И воздвигну из трупов я своды,
Черепа вознеся, как мечеть.
Захочу - человеческой кровью
Будет раб орошать этот сад...
Я сковал племена и сословья,
И покорен мне сам шариат!
Мне, как тюрку, завещан от предка
Острый меч мой - наследство моё,
И всегда я добьюсь, если метко
И стремительно это копьё.
Лишь тебе, о Дурна дорогая.
Я и трон свой, и меч свой отдам,
Потому что любовь, убегая,
Не подвластна надменным царям.
Это тело могу растоптать я,
Но на страсть не наложишь запрет.
И дороже мне эти объятья,
Чем мечети родной минарет.
Одолей же скорее сомненья,
Все желанья исполню твои,
И не бойся: путём принужденья
Добиваться не стану любви.
Весь мой край с берегами морскими
И покорными хану людьми,
И престол мой, и древнее имя,
Как подарок любовный, прими!
Пожелав стать богиней моею,
Не отвергни могучей руки
И оружья, которое ею
Я могу разломать на куски.
Непомерны и гордость, и слава,
И прекрасны владенья мои,
Но великое знамя ислама
Отдаю я богине любви.
Ты владычица хану отныне,
Я - слуга, что любовью томим...
Снизойди же, как с неба святыня,
И отдайся желаньям моим!
И седой Кантемир, разрушавший
Вилайеты надменным мечом
И к михрабу главы не склонявший
И печати не трогавший лбом,