– Рамиз муэллим,[2] – сказал Али, прижав ладонь к груди и, наклонив голову.
– Здравствуй Али, – отозвался ректор, не отрываясь от стены, – в этом месте все время протекает, – сказал он. – Сейчас начнутся дожди, и опять потечет. Надо вскрыть швы и опять все промазать.
– Вы хотите поручить это мне? – спросил Али.
Ректор недоуменно посмотрел на него и вдруг захохотал.
– Ты это нарочно, – отсмеявшись, и вытерев слезы, спросил ректор, – или серьезно?
– Я пошутил, – без улыбки сказал Али.
– Молодец. Люблю людей с чувством юмора. Однако я, в свою очередь, не могу тебя повеселить. Да. Дело в том, что некоторое время назад мне настойчиво рекомендовали тебя уволить. Я отказался, потому что ценю тебя как преподавателя и как человека, ты мне симпатичен.
– Благодарю вас, – сказал Али.
– Подожди благодарить, было бы лучше, если бы я тебя уволил, может, этим все и ограничилось. А теперь тебя вызывают на совет улемов, и это не очень хорошо. Выходит, что я сослужил тебе дурную службу.
– Медвежью услугу, – сказал Али.
– Что? Я не понял.
– У русских есть такое выражение – оказать медвежью услугу, – пояснил Али.
– Надо запомнить, только ты не очень-то. Я могу так о себе сказать, а ты – нет. Я старался помочь тебе. А уж что из этого вышло – это уже другой вопрос.
– Простите, это я к слову, ассоциация.
– У меня еще не было такого образованного преподавателя как ты. Мне это сразу понравилось в тебе. Как ты сказал? Медвежья услуга?
– Да, еще говорят – дорога в ад вымощена благими намерениями.
– Хорошо сказано, – заметил ректор. – Но к нашему случаю это ведь не относится. Это было бы чересчур. Верно?
– Да, конечно. К слову пришлось. Скажите, к чему мне надо быть готовым.
– К сожалению, я ни о чем не могу сказать с уверенностью, – произнес ректор.
Али невольно оглянулся и увидел администратора, который с отсутствующим видом стоял в крытой галерее.
– Ты мыслишь в правильном направлении, – вдруг обронил ректор.
Али удивленно взглянул на него, но тот уже был занят созерцанием стены.
– Благодарю вас, – сказал Али, – я могу идти.
– Иди, – бросил ректор.
Администратор с любопытством смотрел на приближающегося Али. Проходя мимо, Али бросил «Будьте здоровы». Однако Маир увязался за ним. Когда Али невольно оглянулся, тот сказал.
– Провожу вас, дверь закрою. Вы последний. Все уже отучились и разошлись.
Они шли длинным коридором, в конце которого, Али остановился, с досадой сказав вслух.
– Забыл спросить, во сколько надо там быть.
– Завтра в десять утра, – сказал администратор.
– Благодарю вас, – сказал Али и посмотрел в лицо своего спутника. Оно было непроницаемым, но не настолько, чтобы скрыть некое выражение злорадства.
В десять утра следующего дня Али стоял перед советом улемов. Дело происходило в одном из внутренних помещений большой соборной мечети Дамаска. Их было пять человек, они сидели на большом ковре, подоткнув под бока продолговатые подушки. Шейхи и муфтии, имеющие право выносить решение по толкованию шариата и норм жизни мусульманина. Али не предложили сесть, и он счел это дурным знаком. Хотя не мог понять, какое отношение его жизнь имеет к совету улемов. Святоши негромко переговаривались между собой, передавая, друг другу небольшой листок бумаги. Слов было не разобрать, но акустика в комнате была такова, что гул возникал и уносился вверх под сводчатый потолок с витражными окошками.
На него так долго не обращали внимания, что Али подумал, что вполне может повернуться, надеть обувь и уйти. Он вообще не понимал, почему должен стоять здесь, поскольку чувствовал себя совершенно свободным и независимым человеком. И находился здесь, только потому, что послушался ректора медресе. Он начинал раздражаться, часто переступал с ноги на ногу. И когда ему это все надоело, он опустился на ковер и уселся, скрестив ноги. Это его вызывающее, видимо, поведение послужило толчком к началу беседы. «Надо было раньше сесть», – подумал Али.
– Мударис Али, скажите, чему вы учите своих студентов? – прозвучал вопрос.
– Мусульманскому праву и юриспруденции, – ответил Али.
После этого последовала такая долгая пауза, что он, не выдержав, спросил:
– Это единственный вопрос, который мне собирались задать?
Выдержав строгие взгляды, он добавил:
– Могу ли я узнать, по какой причине меня пригласили сюда?
– Вам предъявлено обвинение в вольнодумстве, – сказал ему один из улемов, – и мы собрались здесь для того, чтобы рассмотреть это обвинение.
– Могу я узнать ваше имя? – спросил Али.
– Мое, – удивился тот, – зачем?