Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

Он часто заставал ее и на постели.
А барыня хотя б была непригожа,
Да имя Госпожа,
И новомодные уборы и наряды,
Умильные их взгляды,
Приятная их речь
И в нечувствительном возмогут кровь зажечь.
О! сколь приятно зреть Госпож: в их беспорядке,
Когда они лежать изволят на кроватке,
Приятный солнца луч сквозь завесы блестит,
Боярыня не спит.
Вдова ее тогда иль девка обувает,
Чулочки надевает.
Какая это красота,
Сорочка поднята
И видна из-под ней немножко
Одна прекрасна ножка,
Другая вся видна лежит.
Наруже нежно тело.
О! непонятно дело.
Лишь только чьим глазам представится сей вид,
Приятным чувством мысль в минуту усладит.
Потом боярыня, с постели встав спокойно,
Куда ни вскинет взор,
Все в спальне у нее стоят в порядке стройном:
С сорочкою вдова, у девок весь убор,
Там держит кофишенк ей чашку шоколаду,
Тут с гребнем перукер: те люди на подбор,
И повеления ждет всяк от ея взгляду.
Кто в спальню допущен, быть должен очень смел,
Коль в милость Госпоже желает повтереться,
Так чтоб ухватки все те нужные имел,
Какими только льзя от барынь понагреться.
Французы смелостью доходят до всего
И в пышну входят жизнь они из ничего.
Из наций всех у нас в народе
Французы больше в моде:
А этот перукер несмел был и стыдлив,
Не так как этот сорт живет поворотлив.
Благопристойность им всегда та наблюдалась,
Когда боярыня поутру одевалась
И обувалась.
Из спальни в те часы всегда он уходил,
Чем барыню на гнев нередко приводил,
Но гнев ее тогда был только до порога.
Прошло недель немного.
Уборщик к этому насилу попривык
И стал не дик.
Из спальни не бежит он в комнату другую,
Когда зрит Госпожу в сорочке иль нагую,
Тогда-то Госпожа уборщику тому
Такое дело поручила
И научила
Мущине одному
Пересказать о том, что им она пленилась,
А, говоря, сама в лице переменилась.
Ведь ясно показав, что дело о пустом
И нужда ей не в том,
Мысль женска слабости не может утаиться,
Когда она каким вдруг чувством воспалится.
Стремление ее все взор изображал,
Что жар в ней умножал.
Тут руку Госпожа уборщику пожала,
Амурный знак давала.
Но ей в смущении сего казалось мало,
Отважности его она не подождала.
Нетерпеливо ей хотелось веселиться,
Так стала Госпожа с уборщиком резвиться.
И будто бы его, играя, обняла,
Потом еще, еще и, много обнимая,
И тут, и там его хватала,
Спустилась вниз ее рука и то достала,
Что раскаляет их нежнейшие сердца,
Исправно все нашла в тот час у молодца,
Но в этот только раз не сделала конца:
А только нежною рукою подержала,
Сама от сладости дрожала:
Уборщик стоя млел.
Вообрази себе, читатель, эту муку,
В таком уборщик мой огне тогда горел,
Каким его дух чувством тлел.
Он также протягал дрожащую к ней руку
И уж открытую у ней грудь нежну зрел,
А так он был несмел,
Что дотронуться к ней не мог ни разу
И будто ожидал на то приказу.
Прошло так много дней,
Ходил уборщик к ней.
Им только Госпожа себя лишь веселила
Так, так ей было мило.
Вдруг лежа на софе изволит затевать,
Чтоб голову у ней лежачей подвивать,
Уборщик исполнял ея охоту
И начал продолжать свою работу.
А барыня его тут стала щекотать,
Потом за все хватать
И добралась к тому, что ей так нужно,
Играть ей с ним досужно:
Поступком этим стал уборщик мой вольней
И начал он и сам шутить так с ней,
Как шутит с ним она.
Он так же тоже в точку
Отважился сперва боярыню обнять
И в грудь поцеловать,
А там и юбочку немножко приподнять,
Потом уж приподнял у ней он и сорочку
И дотронулся чуть сперва к чулочку:
Сам губы прижимал свои к ее роточку.
И уже от чулка
Пошла его рука
Под юбку дале спешно
С степени на степень,
Где обитает та приятна тень,
Которую всем зреть утешно.
Дограбилась рука до нежности там всей
И уж дурила в ней
И вон не выходила,
Утеху Госпожа себе тем находила,