Выбрать главу
Се пред исправными полками Тебя зрю в поте и труде; Но отягченного делами На кротком вижу вдруг суде. Искусства там примеры редки, Здесь живо милосердны предки В щедротах вобразились нам. Отринув строгую неволю, Влил ревность чрез счастливу долю К усердной службе всем рабам.
Труд удивления достоин, И милость всех честняй похвал! Един монарх судья и воин, Един в двух лицах просиял. Петра великого геройством, Щедротой, кротостью, спокойством Являешь ты, Елисавет. Натура чудо днесь открыла, В тебе слиянны, два светила Дают России больший свет.
Объятым страшной мглой печали, Открылась ясность нам в ночи, Когда пресветлы воссияли От твоего венца лучи, Весна среди зимы настала, Заря багряна облистала И облачный прогнала мрак. Как после дней ненастных летом Всё греет солнце ярким светом, Так твой живит нас в скорби зрак.
Приятного краснейший крина Цветет и спеет грозд младый; С Петром найдет Екатерина В нем все сладчайшие плоды. Как жатель, собирая класы, На зиму новые припасы Готовит и питает дом, — Россия так не оскудеет, Доколе внук Петров владеет С возлюбленным его плодом.
Чудяся, видит, восхищенна, В нем быстрый ум и свет наук; Ее надежда несомненна, Что в Павле будет дед и внук. Чрез остроту природы сила В цветущей юности открыла, Что может произвесть собой: С наукой обще добродетель Неложный россам есть свидетель, Что мудрый будет он герой.
Надежда наша есть не тщетна, В желаниях мы зрим успех; Твоя к нам милость неисчетна, Источник, боже, всех утех. Сложив печали тяжко бремя, Храни вовек Петрово племя, Как деда с дщерию хранил. Красуйся, Петр с Екатериной, Что сей дражайший день причиной Российского блаженства был!

«Не пользу сатир я хвалами возношу…»*

Не пользу сатир я хвалами возношу,

Но милостиво труд принять в покров прошу,

Когда нет ничего на свете толь худова,

В чем к пользе не было б служащего ни слова.

Находит нужное во всячине пчела,

Чтоб для себя и всех составить мед могла:

Иному польза, смех милей другому хлеба;

Двояка в сатирах содержится потреба:

Злых обличение в злонравии и смех,

В котором правда вся, без страха, без помех,

Как в зеркале, чиста представлена народу.

Дают ту сатирам все честные свободу,

У коих всё лице наруже, пятен нет;

Злонравный лишь один то дерзостью зовет.

Когда любовные стихи увеселяют,

Что в нежные сердца соблазны вкореняют,

Не могут через то противны людям быть,

о каждый похвалу тем тщится заслужить,

о двадцать раз в стихах напишет вздохи, слезы, —

не зная, что одни сто раз твердятся грезы,

Лишь только виден в них приятных слов прибор.

Хоть щеткою бы кто, хоть веником мел сор,

Но всякий бы сказал, что с полу сор сметает;

Так точно и слова любовник размножает,

А сила в множестве содержится одна.

Сатирику от муз свобода та дана,

Чтоб племя исправлял чрез умный смех развратно,

Лишь тщетно б об одном не говорил стократно.

Лишила вольности политика в наш век,

Чтоб не был укорен на имя человек,

Как в древни времена то делали пииты,

Чрез коих всякого пороки въявь открыты.

Не только ж в книгах злых значатся имена,

Но и поступка их народу знать дана,

Затем, что действом их пороки представлялись,

Дабы охотнее от оных воздержались.

Бумажка ничего не сделает у нас,

Хотя бы страсти в ней описывать сто раз,

Лишь видя в ней себя порочный, как в зерцале,

Вдруг бросит, побежит он сам смеяся дале.

Когда и строгостью нельзя глупца унять,

То может ли такой стыд с совестию знать?