Не знаю, откуда у меня эта тяга. Кучи земли время от времени возникают в моих картинах, но я никогда этого не анализировал. Это просто повторяющийся мотив, и всякий раз мне кажется, что я открыл его заново. Совершенно не помня, что уже делал это раньше. А мне говорят: «Дэвид, у тебя уже десять раз были эти кучи земли!» И я такой: «Даже не знаю теперь — использовать их, не использовать...» Стоит задуматься — и ничего уже не знаешь.
А в самой бабушке, в персонаже, есть какие-то отсылки к вашей собственной жизни? В фильме она выглядит как спаситель.
Бабушки — дело такое... У меня было две потрясающих — нет, даже фантастических — бабушки! И два фантастических дедушки. И они были очень близки между собой. Но фильм на этом не основывался, я уверен, что нет. Тут сработала внутренняя логика повествования — персонаж нуждался именно в таком вымышленном друге. Бабушки — они известные озорницы. Они дают тебе поблажки, любовь их — без каких-либо претензий или ожиданий. Именно это ребенок и выдумал, понимаете?
А почему она умирает?
Ну, есть причина. Разрушение происходит от неправильных мыслей. Начинается разложение...
X. Бартон Вассерман продолжал участвовать в ваших предприятиях?
Нет. Между съемками «Алфавита» и «Бабушки» прошло довольно много времени. И когда я передал Барту копию «Алфавита» в личное пользование, как раз в этом промежутке времени, то решил, что мы, ну, квиты. А мой отец как раз дал мне денег на то, чтобы закончить «Алфавит», потому что я опять остался на мели.
Одно из очевидных различий между двумя фильмами, исключая технические достижения, это введение последовательного повествования. Вы приняли решение начать рассказывать истории?
Да. Идеи начали складываться в нечто общее. Я не думал о каком-то сюжете всерьез. Он возник неожиданно — я вдруг увидел, что у меня есть вроде как начало, середина и конец. И сам поразился, как так вышло. Но я ничего не планировал. И как там оно развивалось, я точно не помню. Не знаю, каким образом я придумал эту историю.
Это был первый раз, когда я подал сценарий на рассмотрение, и кто-то должен был его прочесть, и оценить, а потом решить, готов ли его финансировать. Нужно представлять себе, как это происходит в Голливуде. Человек пишет сценарий, отдает его на читку, и вокруг начинаются какие-то процессы: тот, кому вы отдали, хочет понять, о чем, собственно, там у вас речь. И масса сюжетов по ходу разжевывается просто в ноль. Вашу вещь берут и читают десять человек. И для каждого ее надо упростить. И на тот момент, когда все они закончат читать, в сценарии не остается вообще ничего неопределенного, никакой абстракции, ничего из того, что было первоначально задумано. В сценарий уже внесен миллион компромиссов. Но никто из этих десяти все равно не доволен. А уж автор тем более. Сплошная проблема. Неправильно.
Если вы книгу напишете, ее прочтет ваш редактор или еще кто, но тут все гораздо адекватнее, без особой заорганизованности. Больше возможностей, необязательно все досконально объяснять. Когда они видят в тексте какой-то неординарный момент, говорят: «Нормально, пойдет», или: «Все в порядке, прекрасная неоднозначность», или что-нибудь в таком духе.
Но в этот момент вы уже делаете шаг к индустрии.
Да, но только не у себя в голове. Сознательно я никаких шагов к индустрии не делал — я приехал в Лос-Анджелес только потому, что у Американского киноинститута там был этот центр. И еще это вышло потому, что Тони Веллани побывал в Филадельфии и посмотрел «Бабушку». Он сказал две вещи: «Я возвращаюсь, чтобы поговорить с Джорджем Стивенсом, и собираюсь добыть денег, чтобы вы могли закончить этот фильм». А потом добавил: «Вам нужно приехать в Центр в Лос-Анджелесе, и я позабочусь о том, чтобы это стало возможным». Еще он сказал, что хочет, чтобы Алан Сплет возглавил звукоцех.
И вышло отличное путешествие.
Да, поездка удалась. Отличная была поездка.
Сплошная эйфория.
Сплошная, да. Но я слегка подпортил себе кровь всякими мыслями, что ничего у меня не выйдет, а Тони, мол, просто меня подразнил. А потом — получите, распишитесь! Все прошло успешно. Тони выдал мне программу на первый год, и я помню то единственное фото, которое я к ней прикрепил. На фото были «стипендиаты», они сидели в комнате, а в камине горел огонь. Я не уверен, но вроде бы некоторые из них были в свитерах. Я подумал про себя — ну надо же, в Калифорнии носят свитера! Там, наверное, холодает по вечерам, и они надевают их, чтобы согреться, — так я себе воображал. И подумал — какой прекрасный климат, днем тепло, а вечером прохладно — достаточно прохладно, чтобы свитер надеть! Мне такое место подойдет. И мы все отправились в Калифорнию. Алан Сплет уехал месяцем раньше.