Думаю, отчасти эта проблема возникает из-за того, что телеаудитория — это какая-то абстракция. Она совершенно невидима для тех, кто делает кино, тогда как в кинотеатр можно пойти и посмотреть, как люди берут билеты и рассаживаются, собираясь смотреть твой фильм.
Совершенно верно. И в кинотеатре обычно много народу. Помню, был такой человек, Джордж Ситон, если не ошибаюсь; он сделал несколько фильмов с братьями Маркс. Так вот у него был семинар в Американском киноинституте. Братья Маркс ездили по стране с гастролями и отрабатывали перед огромной аудиторией свою обычную программу. Так вот этот режиссер хронометрировал, когда народ смеялся, и обнаружил, что, куда бы они ни приезжали, тысячная аудитория всегда смеется над одними и теми же шутками и смех длится четыре секунды. Тогда они смонтировали фильм так, чтобы каждый раз у зрителей было четыре секунды, чтобы отсмеяться, ну и темп, конечно, снизился. Тысячная аудитория может заполнить эти длинноты. А когда это в результате выходит на видео и ты смотришь дома, кажется, что все очень медленно. Вот такой изврат.
Приходилось ли вам при производстве сериала считаться с цензурными требованиями — все-таки вы работали для телевидения, а там специфические критерии?
Да. В пилоте была одна реплика, в сцене, где пьяные Бобби с Майком едут к доктору Хейварду, отцу Донны. Майк выбрасывает в окно банку из-под пива, она приземляется где-то на мостовой, а потом он выходит из машины, и Бобби говорит: «Не давай этим *** себя ***». Редактор сказал, что эту реплику нужно заменить. Я не обратил внимания, и, когда мы снимали эту сцену, мне напомнили: «Дэвид, ты в курсе, что эти слова не годятся?» И я сказал: «Ох», и таким образом возникла реплика: «И чтобы никакого хрю-хрю от этих прелестных свинок». Тупо, конечно, но в целом сцена выиграла. Нестандартный ход.
Некоторые загончики меньше, чем участки, к которым вы привыкли. Участок маленький, меньше, чем обычно. Но внутри водятся приятные существа, ты с ними работаешь и получаешь от этого удовольствие. Я был удивлен, что для «Твин Пикс» выделили такой обширный загон и что нам многое удалось сделать. Нам крайне редко говорили «так нельзя». Нам многое позволялось. Марк к тому времени уже поработал на удачном сериале, так что наш альянс для них ничем неправильным не отдавал и нам удалось немножечко попользоваться авторитетом.
Вы зашли довольно далеко с точки зрения того, что считается допустимым для телевизионной аудитории: убийство Мэдди Лиландом Палмером, например. В этой серии особенно много насилия, и вы решили ставить ее сами.
Ах да, с этой серией были сложности, потому что в разных странах разные цензурные требования. Тут так: насилие в девяти случаях из десяти прокатывает, а вот секс — любая мелочь, связанная с сексом, — наталкивается на стену. В «Твин Пикс» было несколько очень странных историй, связанных с насилием, и они прокатили. Не вполне стандартные вещи проходят, но то, что они «не вполне стандартные», только делает их страшнее и тревожнее: это вещи, для которых у них нет наименований. Их нет в стоп-листе, поэтому они и прокатывают.
В лесном городишке Твин Пикс, как и в «Синем бархате», все происходит за закрытыми дверями. Но тут появляется новый элемент: зло здесь имеет потустороннюю природу. Оно буквально проникает извне.
Или это абстракция, принявшая людское обличье. Ничего нового в этом нет, но Боб был именно таким.
Боб часто появляется при дневном свете. Это напомнило мне фильм Джека Клейтона «Невинные», в котором покойная гувернантка появляется у озера при ярком свете солнца. Есть в этом что-то зловещее. Жуткое. Как будто призрак не желает знать свое место!
Ну да. Зловещее. Я думаю, потому, что ночью ты к чему-то такому готов. Все равно будет страшно, но днем-то ты думаешь, что при солнечном свете они являться не должны. Это как в фильме «Сияние»: мальчик едет на велосипеде, поворачивает за угол, и вот они! Ты знаешь, что их там в это время не должно быть.
Вы думаете, что появление Боба помогло в конечном счете отойти от чисто инцестуозного сюжета? Была такая обеспокоенность?
Нет, не было. О таких вещах беспокоишься, только когда начинаешь думать, что об этом потом скажут люди. Потому что ты на самом деле не знаешь, что они могут сказать. А когда начинаешь волноваться, можно на основании этого беспокойства напринимать много очень странных решений, ведь общаешься уже не со своим творением, а с этим беспокойством. Возникает паралич. Короче, фокус в том, чтобы перестать корчить из себя героя или дурака и просто пытаться проникнуть в тот мир. И если тебе это удается и тебя удовлетворяют принятые тобою решения, ты переживешь любую бурю.