Сейчас душ выглядел вполне сносно. Не идеально, конечно, но терпимо для общежития, где каждому плевать и на себя, и на свинарник, в котором он живет за копейки, день за днем целенаправленно уничтожая свои шансы на нормальную жизнь. Фаина разделась, повесила вещи и полотенце на хлипкие крючки, открыла воду. Теплая, напор средний. Ладно, это неплохо. В конце концов, мы пришли сюда не париться, а наоборот – взбодриться.
В ногах все еще подрагивало желе былой слабости, плюс навалилась странная усталость, будто весь день бегал по городу с завязанными глазами, как в том клипе4, а не сидел в удобном офисном кресле. Проклятый организм разваливается на части из-за какого-то сахара. Тысячи людей питаются гораздо хуже, а страдает она.
Согнувшись в три погибели, девушка села на корточки, не забыв ухватить за собою шланг. В таком положении стало более заметно, что кое-где выпирают кости. Тазовые, например. И колени тоже, и ребра немного. Неужели она похудела еще больше?
Такие процессы как набор и сброс веса обычно не беспокоили Фаину. Она давно жила в том мире, где не имели значения объем и плотность ломтя мяса, в который тебя обернули – так девушка себя и воспринимала сознательную часть жизни. Отсюда проистекало ее наплевательское отношение к тому, сколько она спит, чем питается и какую воду пьет. Сейчас, заметив худобу и пару желтеющих синяков на ногах, девушка уже не придала этому прежнего значения. Если знаешь, что умираешь чуть-чуть быстрее, чем остальные, остается только смириться.
Несколько минут Фаина бесцельно поливала голову, уставившись в стену и ни о чем не думая. Прозрачные струи стекали по лицу и волосам, чтобы навсегда исчезнуть в темном желобе трубы и уплыть к океану.
Было как-то тоскливо, но трудно объяснить, почему. Хотелось оказаться подальше отсюда, и чтобы все проблемы куда-нибудь делись. Чтобы ничем не болеть… Бывает же, люди живут так, что со здоровьем и восприятием жизни у них все нормально. Нет никакого невидимого сдвига, от которого и хотелось бы отмахнуться, а не выходит. То и дело осматриваешь внутренности, подозреваешь в измене каждый уголок, бродишь, бродишь, а все не можешь найти в себе, что не так лежит, и поставить на место легким взмахом ладони, словно ящик задвинуть. И все время чувствуешь себя отщепенцем, ненужной деталью гармоничного паззла. И все будто бы смотрят на тебя искоса. Всё понимают лучше тебя. И молчат.
…А потом пошла горячая вода, которая, как оказалось, бодрит гораздо лучше. Фаина резво поднялась, поскользнувшись, и быстро вымылась, пока чудо природы не иссякло. Горячую воду редко можно было застать случайно. Обычно время ее подачи узнавали заранее и составляли расписание.
Распаренное тело повысило настроение, подарив непривычную легкость. Да, Фаина выглядела теперь как вареный рак, зато и следа дурного самочувствия не осталось. Ноги держали крепко, в голове прояснилось. В такие моменты казалось, что и не было никакого приступа, можно забыть о нем, забыть о лечении. До следующего раза.
В приподнятом расположении духа Фаина насухо обтерлась грубым полотенцем, оделась, обулась и ланью выскочила из кабины. Клубы пара заструились за ее спиной, норовя затянуть обратно. Она ощущала, словно кровь заново побежала под кожей.
У раковины Наташа мыла посуду, деловито разглядывая себя в разбитое и заляпанное пеной для бритья зеркало.
– Рано ты сегодня, – заметила она, не удивившись сияющему виду соседки.
– Ага, – неохотно отозвалась Фаина, и на этом беседа завершилась.
Нормально общаться с Наташей мы начнем только после того, как она избавится от своего злополучного поклонника, что повадился терроризировать общежитие в темное время суток. Он мог часами стучать в закрытые двери объекта своего поклонения, не забывая при этом грязно ругаться и что-нибудь ломать. Вечно Наташа находит где-то таких… ради денег, конечно. С этим не повезло: он узнал, где обитает его хитрая пассия, и теперь не оставит ее. Либо влюбился, идиот, либо Наташа кинула его на бабки. А она ведь может.
Растирая шею до приятного хруста, Фаина направилась к себе, не без удовольствия приметив, будто муравейник, наконец, ожил. Или она достаточно ожила, чтобы заметить это? Где-то негромко играла музыка, шел оживленный спор на повышенных тонах со стороны кухни, а в 405-ой громко и назойливо стучали молотком. Что это Кирилл удумал, ремонтом заняться? На него не похоже… хотя с его затяжной депрессией от неразделенной любви не помешало бы отвлечь себя физической работой.