– У нас тоже кому-то бы не мешало ноздри вырвать и кнутом по спине отходить. – поглядывая на статистика внесла предложение Александра.
– После того из Вятки в Оренбург выслать. – дополнила её Евдокия.
– На тяжкие работы. – уточнила Прасковья.
Приблудный котик-братик слушал да кушал…
– История ещё не закончилась. У казака Терехова был сообщник – ямщик Малышев. Ему тоже плетей досталось, а после чего предполагалось определить его в солдаты, если годен будет. Освидетельствовали – оказался не годен. Шкура после плетей у него заросла, а ума не прибыло. Уже через год сообщает тот ямщик Малышев графу Александру Борисовичу Батурину о спрятанных сокровищах. Граф – к императрице, а та отдает приказ Сенату повторить расследование. В Михайлов едет рудокопный мастер Тихонов с командой, а ямщика Малышева, неких Растунова и Белова – под микитки и в Москву в сенатскую контору вместе с сенаторским экзекутором Евлашевым. Рудокопный мастер Тихонов и его молодцы пол Михайлова перекопали – вновь ничего не нашли. Растунова и Белова разослали в разные места, а ямщика Малышева опять же нещадно били плетьми, причем похоже не один раз, а потом сослали на поселение в Оренбург. – продолжил Ванька свой рассказ.
Статистику про Оренбург стало понятно. Оставалось прояснить про Нерчинск.
– Третий раз о сокровищах в подвале солдатки Богатыревой уже было доложено Петру III со слов солдата Никифора Поднорова и крестьянина Петра Чугунова. Они утверждали, что клад в Михайлове есть. Император приказал провести сыск. На месте города уже скоро яма была должна образоваться, а золото и серебро так и не находилось. За неправильный донос и напрасное дерзновение Никифор Подноров и Петр Чугунов были публично наказаны кнутом и сосланы в Нерчинск на вечную работу. – завершил свои речи Ванька. Сделал это он очень даже вовремя – на блюде мяса уже почти не оставалось…
Вот и Нерчинск разъяснен. У статистика как камень с души упал – шутил Ванька после посещения публичной библиотеки.
Сестрицы решение императора коллективно одобрили. Самое место в Нерчинске любителям добрым людям про клады разные рассказывать. Там не жарко, вот пусть в рудниках и греются, а не с пути истинного Ванечку их сбивают.
Статистику же всё как об стенку горох. Как мясо доел – на чай с сахаром переключился. Нет бы вприкуску пил, так нет – всё внакладку норовит.
Когда очередной кусочек сахара пытался служащий статистического комитета в карман свой воровски переместить, Александра не вытерпела и по руке его чем было звезданула – тем самым ножиком, что для масла. На этом ужин и завершился.
Сестры к Александре поднялись, а Ванька и статистик – на крыльцо перекурить.
– Что за узелок то у тебя? – Ванька у обжоры поинтересовался.
– Счас, погоди, всё расскажу. – загадочно выдал статистик.
Вятка летом.
Глава 41. Про вещие сны
Вятка. Архирейский дом. Мир Ваньки Воробьева.
Статистик неторопливо развязал свой узелок, достал из него что-то не большое, в тряпочку завернутое. Сия тряпица, скорее всего, служащим комитета была где-то в нечистом месте подобрана. В комнате Ваньки запахи как из помойной ямы завитали. Не слишком сильные, но чувствительные.
Хорошо, что когда ужинали, этого узелка в помещении рядом с Ванькой и сестрицами не было. Статистик его в сенях на лавочке оставил. Унюхали бы сестры эти ароматы и Ивана со статистиком не евши вон выставили.
Статистик этот рассадник инфекции хотел ещё на стол положить, но Ванька, это сделать ему не позволил, словами нехорошими обозвал, а тряпку велел на улицу вынести и выбросить подальше. На помойке ей только и находиться, а он её в дом притащил.
Пока подозрительная тряпица перемещалась в самое подходящее для нее место, Ванька окно открыл и свежего воздуха поглотал.
– Вот. – представил служащий комитета на обозрение Ваньки содержимое узелка.
На ладони его лежал кладовый камень. Тот самый, что Ванька сегодня в музее видел и даже в руках держал.