Ванька же сам себе дивился. Откуда что и взялось. В больших и малых театрах не служил, язык тоже давненько в школе и институте изучал, а приспичило – гениально немца-ученого сыграл. Правда, языковая практика у него и здесь богатая была, когда он «Париж» держал. В ресторан много вятских немцев ходило, и Иван с ними частенько на родном им языке перемолвливался. Нет, по-русски они все прекрасно говорили, но уважительное отношение хозяина ресторана им было приятно, говорили, что после общения с ним как дома они побывали… Ваньке не трудно, а клиенту приятно. Бизнесу это на пользу шло, а и тут пригодилось. Никакое знание и умение лишним не бывает, жизнь Ивану это уже не раз показывала.
"Немка" в Австралии.
Глава 34 Никанориха
"Немка" всех в маски нарядила.
Старуха Никанориха с самого утра у окна сидела…
Ноги плохо ходят, на руках все суставчики можжат, глаза – вблизи мутновато различают, зато далеко зора ещё хватает. Вот и посматривала из окна на улицу – нет ли какого беспорядка.
Сын у Никанорихи – городовой среднего оклада. Целый младший унтер-офицер. Вроде и хорошо, а плохо. Такой чин был у него ещё в армии, а в полиции что-то продвижения нет. Давно бы пора стать городовым старшего оклада, получить на витой наплечный шнур ещё одну гомбочку… Ещё лучше – до помощника околоточного надзирателя возвысится. Мечтает об этом родная кровиночка, не раз уж говорил, особенно когда выпьет.
Чтобы в такие чины выйти надо что-то совершить. У других – получается, а сынка всё удача обходит. Вот и сидит Никанориха у окна, удачу ловит. Произойдёт безобразие какое, Филя при этом отличится и в гору пойдет…
Нет никого на улице. Кто жив остался – по домам сидят. Боятся. В городе беда за бедой. Сына почитай три дня не было – немцы в Вятке объявились, пришлось их устранять. Так он сам сказал. Сейчас лежит, отсыпается, а потом опять на службу.
Так. Это ещё что такое? Господин какой-то, одет хорошо и не по-нашему, грязь посреди дороги месит, а за ним солдатик. Штыком ружья его в спину подтыкает. Головой ещё вертит, озирается как курицу украл. Господин не знакомый, а солдата она уже много раз видела. Через две избы у него кум живет. Дрянной человек. Напьется – по улице ходит, песни поет. Сын ему даже предупреждение уже делал.
Зачем господина к куму ведет? Что-то дело не ладно.
Никанориха, откуда что и взялось, с лавки вскочила, про ноги больные забыла. Да не такая она и старая – пятидесяти лет пока не стукнуло. В старом мире попаданца – совсем ещё молодуха, такие ещё во всю рожают малюток. В реальности же Ваньки Воробьева – старая карга. Средняя длительность жизни здесь у баб чуток за тридцать лет переходит. У мужиков – ещё меньше. Работают тяжело, стареют быстро. Нет, есть и столетние, но это большая редкость…
Переместилась Никанориха к другому окошку – из него дом кума солдата лучше видно. Смотрит, аж дышать реже и тише стала. Сынок то пусть поспит, она сейчас всё вызнает и ему сообщит. Если непорядок какой – устранит и продвижение по службе получит.
Солдат господина до дома кума довел, у ограды поставил, сам – то в двери стучит, то под окно бегает. По сторонам всё зыркает, сторожится. Точно – дело тёмное задумал с господином свершить. Уханькает его или ещё что плохое сделает.
Что-то кум ему не отворяет дверь в ограду. Нет, вот и открыли. Солдат господину штыком на дверь указывает, говорит что-то. Глаза то далеко видят, а под носом ничего не разглядеть. Эх, старость – не радость…
Вот и солдат в пристрой избы кума ушел, дверку прикрыл. Больше никого на улице не осталось.
Никанориха кацавейку накинула, ноги в сапоги и из избы чуть не выбежала. По улице она не пойдет. Огородом сейчас проберется и сзади у пристройки послушает, что там делается.
По дому еле Никанориха передвигается, а тут как гуси-лебеди её к крытому двору кума солдата перенесли. Про все свои болезни враз забыла.
Разговаривает кто-то в пристройке. Как бы и не по-нашему. Сынок про немцев сегодня говорил, что разбежалось их много по городу, всех найти и выловить не удалось. Может и здесь он спрятались? Пришли ночью и затаились? Надо скорее сына поднимать с кровати…
Как дома оказалась Никанориха и не заметила.
– Филя, вставай! Немцы на нашей улице объявились. – стала Никанориха сынка будить, за плечо трясти. Тот сразу и не просыпается – устал, намаялся. Крепко спит.
Разбудила. Филя спросонья потягается, глаза рукой трёт, зевает. Не зевать надо, а револьвер свой брать и идти немцев арестовывать. Надавал же Господь непутёвого…