Глава 43. Про притоны разврата
Вот почему в заведениях Ваньки пиво предлагали…
Кроме публичных домов, во времени и месте где находился сейчас попаданец, ещё одной разрешенной законом организационной формой проституции были поднадзорные притоны разврата.
Кандидатура на роль содержательницы сего заведения у Ваньки Воробьева имелась — сестра Александра. Прасковья, Евдокия и Мария на Больше-Хлыновской домами терпимости уже давно рулили, а она пока в семейный бизнес была не пристроена по возрастному ограничению. Решил Ванька и эту проблему. Купили и ей паспорт с нужной датой рождения, номенклатурно увеличили сестрице её годочки — путь в бордельный менеджмент был распахнут.
Помещения под притон разврата у Воробьевых наличествовали — номера над «Парижем». Раньше они с этой же целью Вылегжаниным и Крутихиным использовались, но тайно. Ванька же в последнее время предпочитал по правилам играть. Подправлять их немного в своих интересах, но в общем и целом официально им следовать.
От него и требовалось только вятский врачебно-полицейский комитет уведомить, что номера над «Парижем» теперь ещё и по их ведомству использоваться будут. Берите их под свой надзор и проверяйте согласно установленного графика. Ванька же в них нужную санитарию и гигиену обеспечит, а также тишину и порядок. В самих номерах никто торговать спиртными напитками не будет и устраивать увеселения тоже. Зачем? В трёх шагах для платежеспособных господ приличный ресторан имеется. У кого же в карманах не шуршит и не звенит — они в данное место и не захаживают.
Когда про то господин полицмейстер узнал, у него как камень с души свалился. За Ванькой он с недавних пор присматривал. Тот со всех сторон формально чистеньким был и законам следовал, а то, что поговаривали — мол это мужик через сестер три дома терпимости на Больше-Хлыновской контролирует, то пусть. Побольше бы таких контролеров. После появления Воробьевых в том месте гораздо тише стало. Если и подерутся где или ограбят кого, то это не у Воробьевых и не в окрестностях их заведений. Там Федор из Бакулей с командой порядок железной рукой держит.
После первого предупреждения крепким алкоголем в воробьевских домах терпимости не торгуют, пиво только предлагают. Ну и Бог с ним — пережимать то тоже не надо. Господин полицмейстер и сам пивка от Шнейдера любил выпить. Особенно «Баварского».
Текучесть полицейских кадров кроме того уменьшилась. Жалованье не велико, а работы много. Опасность для жизни и здоровья опять же имеется. Теперь, кто на Хлыновке порядок блюдет, с просьбами увеличить денежное содержание не пристают, всем довольны и морды у них от счастья светятся. Подозрительно это, конечно, но коли польза для дела — можно и глаза пока прикрыть…
«Париж» как к Ивану Воробьеву перешел докукой перестал быть. Раньше — шум да ругань, сейчас — хорошо о нем стали отзываться. Теперь вот ещё тайный блуд в номерах над ним в деяние по закону превратится — совсем хорошо будет. Ванька этот кривую преступности и противоправных действий в городе вниз опустил, хоть медаль ему на грудь вешай…
Ивану изменение статуса номеров тоже на пользу. В каждой комнате теперь у него постоянно по одной дамочке проживать будет. Больше по правилам врачебно-полицейского комитета нельзя. День прошёл — выложи полтинник. Сейчас же в иные дни часть номеров пустует, ни копейки с них прибыли нет. Плюс по пятерке с любого принятого клиента. Так ещё Вылегжаниным и Крутихиным было заведено, а Ванька эту традицию ломать не будет. Там впереди видно будет, а пока пусть всё по-прежнему остается.
Как слух пошёл, что Иван Воробьев работниц в номера над «Парижем» набирает, Ахмедка не переставал претенденток отбирать и Александре представлять. Про Ваньку в определенных кругах очень хорошо говорили — девок своих не обижает, справедлив во всем, в том числе в денежном отношении, защита у него от всяческих неприятностей на высшем уровне организована, женщина-врач опытная, если что, девиц Воробьевых пользует. Она же и осмотры проводит, а не пьяный фельдшер.
Даже, если девка неграмотна, сам своей рукой ей подписку напишет во врачебно-полицейский комитет. Ольга Четверикова такую товаркам даже показывала, пока её в комитет не отнесла: «Подписка. Я, нижеподписавшаяся крестьянская девица Вятского уезда Просницкой волости деревни Минеевской Ольга Гурьянова Четверикова, проживающая на Раздерихинской улице в доме Серебрянниковых в квартире Анны Колупаевой выдала настоящую подписку приставу третьей части города Вятки в том, что я изъявляю согласие подчиниться врачебно-полицейскому надзору за мною и в точности буду исполнять правила, которые установлены и впредь будут издаваться врачебно-полицейским комитетом, ведающим надзором за проституцией, зная, что за невыполнение этих правил я подлежу законной ответственности, в частности я обязуюсь два раза в неделю являться к врачебным осмотрам и о всякой смене жительства заявлять полицейскому приставу, в чем и подписуюсь. Ольга Гурьянова Четверикова.» Подруги только головами качали — какой Иван Воробьев к своим девкам почтительный и помощник. Иные своих смертным боем бьют и деньги все отбирают, а у Воробьевых такое не водится.