Обобрав Бояринцева неизвестный с проституткой скрылись, но вскоре были по приметам обнаружены вятской полицией. Оказались это хорошо знакомый стражам порядка житель города Вятки, Чегесов и крестьянка Вятского уезда Филипповской волости Татьяна Преснецова. В преступлении они сознались. Возвращать в настоящий момент Бояринцеву им было нечего — деньги они уже успели пропить.
Ивана Воробьева девки тоже с самого утра из себя вывели. Прасковья пришла к нему и пожаловалась, что сразу пятеро её жиличек уходить собрались.
— В Казань, говорят, поедут. Там де платят больше. — огорошила она Ваньку.
— Точно, из-за этой причины? — решил уточнить Иван.
— Говорят так, а уж как на самом деле — я не ведаю. — неохотно ответила Прасковья.
— Не обижала ты их? — снова задал вопрос Ванька.
— Побойся Бога, Ванечка. Лучше, чем за дочками родненьким ходила. Сыты, обуты, одеты — что ещё надо? — растерянно проговорила Ванькина сестрица.
Да, незадача. Какое-то время дом терпимости у Прасковьи меньше денег приносить будет. Ничего — пополним контингент.
— Не переживай. Выдай им что положено, пусть в свою Казань уезжают. — успокоил Прасковью Иван.
Уходящие уж не первый год у Прасковьи работали, поэтому полагалось им всё приобретенное содержательницей для каждой проститутки — платье, бельё, обувь… Ну и конечно — полный денежный расчёт.
Вот если бы уходили они менее года отработав, то тогда — с чем пришла, с тем и ушла. Вятским врачебно-полицейским комитетом утверждена в своё время была книга особой формы, куда содержательница была обязана записать все вещи, которые проститутка имела до поступления в дом терпимости. Пожила у матушки-содержательницы месяцок-другой и покинуть промысел желаешь? Да ради всего святого — только платьица и зонтик шелковый оставь. Не было их у тебя при себе при поступлении…
— Девок предупреди — обратного хода им уже не будет. — напутствовал Ванька сестру.
— Передам, Ванечка. — уходя проговорила Прасковья. Жалко ей было обученные кадры. Не последние работницы уходили, а одни из лучших. Что им в голову взбрело? Что-то тут не чисто. Узнавала Прасковья, сразу же после того как девки к ней пришли и на выход проситься стали, сколько в соседней губернии за такую работу платят. Совсем не больше. Кто-то обманул их, поманил большими рублями, а потом ведь обратно проситься будут, плакать, а Ванька их уже не возьмет. Он в этом деле строг. Говорит — не нужны нам не лояльные сотрудники. Слово то какое заковыристое, не выговоришь сразу.
То ли ось Земли сместилась, то ли на Солнце какие явления происходили, но что-то на вятских проституток оказало своё воздействие…
Совсем не положительное.
Глава 49. Вятские болезни
Вятчане.
Попаданец в Ваньку Воробьева с каждым днем всё больше в новое для него время вживался, становился для него своим. Происходило это по разным причинам — иногда не очень хорошим. Болезнь Марии неожиданно привела к расширению его словарного запаса и знаний о тутошней жизни. Сначала то он местных плохо понимал — вроде и на русском языке говорят, но не все слова понятны. Сам тоже скажет что-то, а на него как на чудаковатого немца какого-то смотрят…
Общение со знахарками и прочими последователями Гиппократа из проживающего в Вятской губернии народа привело к тому, что ту же болезнь он мог теперь разными словами обозначить — боль, худоба, хворь, простыл, испуган, изурочан… Не одними существительными даже это нарушение деятельности человеческого организма назвать. В самом названии болезни зачастую её причина сразу была видна. Простыл — всё понятно, из-за чего своим кашлем другим спать мешаешь.
Вятчане часто называли болезнь по какому-то её симптому — горячка, лихорадка, полежка. Полежка — это когда так прихватит, что даже на ноги встать не можешь.
Гонорею девки, что у сестер в домах терпимости работали, обозначали словом «течь».
Могли жители губернии называть болезнь и по пораженной части тела. Бабушка сестер, а теперь и попаданца в Ваньку, заболевания горла называла горлянкой или горлухой, про всё, что болезней в животе касалось — говорила «боль под ложечкой». Если кто заболел после тяжелой работы, Егоровна обозначала как «наджада» или «надсада», мозоли называла «нажимом».
Доморощенные вятские хирурги резаные или рубленные раны называли «порез» или «подсек», вывих — «свишка», ожог — «пожог», «обвар», «жига», «обжига». О панариции они говорили — «нажал», «намял», «натрудил». Остеомиелит носил название «волос». Ванька как-то спросил — откуда такое название. Ему объяснили, что волосы в костях поселяются и эту болезнь вызывают.