Сидения в очередях перед приемом у бабок просветили его и в области детских болезней. Наслушался Ванька и про «родимец» — судороги у деток с потерей сознания, и про «собачью старость» — рахит, «зубищи» — нарушение прорезывания зубов, «порастуньки» — отставание в росте. Родимцы народными педиатрами делились на опуховой, переполоховый, костяной, сердцевой, ротовой, головной, воротовой, ломовой, жиляной, мозговой, суставной, ножной, гортанный, ручной, глазной, ушной, брюшной, членный. Название родимца зависело от локализации болезненного начала, поэтому и лечение в каждом случае было разное. Прослушав такой курс детских болезней Ванька уже начинал подумывать об открытии собственной практики. Но это так — какая только дурь в голову сидя в очереди не придёт…
Начал разбираться попаданец и в офтальмологических диагнозах местных уездных светил. «Тёмная вода» — катаракта, «перелом» — язва роговицы, «слепотка» — нарушение сумеречного зрения. У некоторых встречался «ветряной перелом». Это когда в глазах наблюдались режущие боли, да такие, что на свет и не взглянешь.
«Килами» Ванькины одновременцы называли абсцессы, новообразования на коже и под ней, а также грыжи. Всё в одну кучу свалили. Но вот среди собственно грыж наблюдалось огромное разнообразие — грыжа-пупик, грыжа-мошонка, костяна, жиляна, грыза, подколенна, нутряная, пуповая, паховая, родовая, ребровая, мудовая…
Увеличенные лимфатические узлы вятские целители величали как «желви» или «желваки», чрезмерное разрастание грануляций в ране — «дикое мясо», сухожильный ганглий — «могильная косточка» или «навья кость».
Узнал Ванька и про то, что одну и ту же болезнь могли называть по-разному. Тут уж как знахарку бабка её научила. Чесотку могли обозначить как «свороба», «свороб», «своробок», «свербячка», «почесуха», «нуда», «зуда», «зудиха», «почесули», «почесуньки», «почесульки». Бессонница целительницами называлась «полуношницей», «шутухой-бутухой», «шепетухой-пепетухой», «полуношницей-щекотуньей», «щекотухой-летухой», «стрепетухой-полуношницей», «переполошницей», «беспокоицей», «егозухой», «безугомонницей».
Приплюсуйте сюда и многонациональность губернии. Тут уж головушка совсем кругом пойдёт. Коми-пермяки лихорадку называли «низовкою», оспу — «воспицей», корь — «корюхой», насморк — «возгреею», диарею — «мытом», сифилис — «худой болью». Русские же тот самый сифилис «татарской оспой» величали. При чём тут татары? Совсем не понятно. Ванька Ахмедку даже спрашивал, а тот только скалился и в ответ матерился. Ничего путного ответить не мог.
Хорошо попаданец в Ваньке различал теперь, чем смертная от не смертной хвори отличается. Первую — лечи, не лечи, всё равно умрешь — дуба дашь, околеешь, окочуришься, преставишься. От второй лечение помогает, да и сама она со временем пройти может. Про выздоровление современники Ивана Воробьева говорили — боль отстала, лихорадка бросила, оздоровел, отутобел.
Через полгода поездок по бабкам, хотя с Марией чаще не он, а кто-то из сестриц в сопровождающих был, Ваньке можно было уже диплом выдавать — не врача, так хоть фельдшера.
Глава 50. И про карусели на Ивановской площади
Вятка. Улица Владимирская.
Господин полицмейстер почти две недели порог своего кабинета не переступал. Болел он. С каждым такое может случиться. Кашлял, голова раскалывалась, температура несколько дней высокая держалась. Слабость такая накатила, что с кровати почти седмицу не мог встать.
Назначения врача выполнял безукоризненно. Глотал пилюли, пил микстуру. Постепенно болезнь отступила. Спасибо Ивану Афанасьевичу — не дал умереть…
Что-то на столе бумаг мало. Подчиненные без его догляда себе внеочередной отпуск устроили? Кот из дома — мыши в пляс? Ничего, быстро приведет он их в чувство…
Посмотрим, что тут у них и как. Так, сообщение от пристава второй части — результаты негласного надзора за квартирой крестьянки Вятской губернии и уезда Татьяны Кириловой Петуховой в доме Постоленко. Ну и что выявить изволили? Петухова содержит притон тайной проституции. Прикроем. Без разговоров.
Кража. Кража. Ещё одна. Ох, грехи наши тяжкие… Что же им всем честно то не живется?
Доклад пристава первой части. Опять как курица лапой пишет. Сколько уж раз было сказано… Опять непотребство выявил — приказчица пивной лавки товарищества пивоваренного завода Шнейдер в доме Шубина слободы Дымковской Анастасия Киприяновна Трундаева при своей квартире содержит двух девиц Анну Федорову Кудрявцеву и Ефросинью Иванову Бызову, занимающихся развратом. Трундаева допускает к непотребству в своей квартире, а также сама занимается развратом. Пресечем. Со всей строгостью.