Было доложено Ивану, что дом терпимости в Глазове содержит крестьянка Слободского уезда Георгиевской волости деревни Тимошинской Анна Николаева Чижова. До переезда в Глазов проживала в Слободском.
Новостью для Ивана это не явилось, такую информацию он из бумаг господина полицмейстера уже имел.
— По делу сразу давайте. Какая слабина у Чижовой имеется. — остановил словоизлияние посланцев Ванька.
Мог он, конечно, в Глазове и других уездных городах губернии свои дома терпимости открыть и начать конкурировать с уже там имеющимися, постепенно их выдавливать, но больно уж это долго и муторно. Городки не большие, а денег вложить много придется. Когда ещё их отобьешь и в плюс выйдешь.
Второй вопрос — кадровый. Проститутки — они не грибы, под кустом не растут. Дом под заведение купишь, а кто в нем работать будет? Из Казани баб везти или с Нижегородской ярмарки? Опять же расходы и сплошная головная боль. Да и казанские и нижегородские бабы Ваньке не больно глянулись — местные как-то покрасивше будут. Везде вятские бабы нарасхват идут, на полочках в магазине не залёживаются.
Ванька другую стратегию в жизнь претворял. Ту, что в его девяностых широко практиковалась — готовые бизнесы отжимал. Кто-то дело уже наладил, а ты пришел уже на всё готовенькое.
— Трудно к той бабе на кривой козе подъехать. Всё у неё ладненько, по закону дело ведёт, чистота и порядок, а также медицинская гигиена соблюдается… — сообщали Ивану его разведчики.
— Не бывает такого, даже в самой хорошей организации есть обязательно слабое звено. — не согласился с ними Ванька.
Про слабое звено посланцы в Глазов знали. Часто Иван Воробьев этими словами пользовался. Как-то даже их значение всем присутствующим разъяснил. Посланцы в Глазов были в их числе.
— Тогда уж, всё что разузнали — выкладывайте. Сам решу за что зацепиться. — хмуро посмотрел на бестолковых Ванька.
С кем, работать-то приходится? Но других всё равно нет. Как один умный человек говорил — играй на тех инструментах, что у тебя имеются…
Кучу всякого-разного Ванькины посланцы-шпионы вывалили. Вплоть до параметро-технических характеристик каждой глазовской проститутки. Показали, что не зря выданные им деньги потрачены были.
Стоп. Один факт Ваньку зацепил. Болезнь. Очень заболеть чем-то неизлечимым глазовская содержательница боялась. Всегда к одной знахарке ежемесячно ходила с целью посоветоваться о своем здоровье. Правильно. Нормальный человек от врача к врачу не бегает. Найдет хорошего и годами его посещает.
Отпустил Ванька приехавших из Глазова и кумекать начал. Бывает же такое, правильно говорят — нет худа без добра. Помотались Воробьевы с Марией по знахарям, изучили их натуру вынужденно. Есть среди них корыстолюбивые. Вот, если та глазовская бабка из таких, то прокрутим комбинацию…
Сошлись опять как надо звёзды над Ванькиной головой. Из таких глазовская лекарка оказалась. Ей главное — мошну свою серебришком набить, а не больного вылечить. Вот и целила она страждущих до последней их копеечки.
Поздним вечером и постучался ей в окошко Ванькин гонец. Ахмедка это был. Зубы свои страшные поскалил, ножиком поиграл, сотенный билет на стол выложил… Инструкции ещё старухе той точные выдал относительно местной содержательницы борделя. Строго спросил — всё ли понятно. Опять же Ванькиным присловьем воспользовался — мол у нас руки длинные, не сделаешь как велено, так с прадедушкой своим на небесах скоро свидишься.
Той деваться некуда. Когда в очередной раз к ней Чижова пришла, достала старуха свои веревочки, руки-ноги, туловище и голову Анне измерила. Потом испуганный вид изобразила, закрестилась на образа, ещё раз свои действия выполнила. Особенно долго с головой бабы возилась — меряла и перемеряла, шептала что-то, снова веревочками своими мерять принималась. Её пациентка уже была не жива ни мертва…
— Плохи дела твои, девонька. У свёкора моего за месяц до смерти так же было. Голова увеличилась сильно на ровном месте. Не падал, голову не стрясывал, а вот… — нагнетала подученная Ахмедкой старуха.
Чижова чуть с лавки не падает, а знахарка всё своё твердит.
— Не болит ли головушка в последнее время? Сил меньше ли не стало? — вопросами уже готовую потерять сознание бабу всё закидывает. А сама жалостливый вид такой приняла — сопереживает будто Анне.
Та и про головные боли вспомнила, и про слабость.
Отмерила ей бабка жизни месяц и привести свои земные дела в порядок посоветовала. Мол скоро хуже Анне будет, пластом лежать ей только останется до самой смертушки.
Близко к сердцу Чижова те слова приняла, чего-то подобного она уже давно для себя ожидала. Еле от старухи до своего дома терпимости добралась, и пока жива заявление во врачебно-полицейский комитет написала. По состоянию здоровья мол не могу больше быть содержательницей. В тот же день чудесным образом в сем заведении ещё одно прошение возникло — уже от дальней родственницы Воробьевых. Желала Акулина Воробьева взять под свою руку освобождающееся заведение.