Глава шестая
После ухода молодых пиршество в избе разгорелось, Бобонин был душой общества. Показывал, как танцуют образованные люди, и загадывал занятные загадки:
— Какая разница между каретой и ушами? — спрашивал он и сам себе отвечал: — Карета закладывается лошадьми, а уши хлопчатой бумагой.
Все старательно смеялись. И даже суровый Василий Бадьин, который ничего не понимал из этого, замечал мрачно:
— Кругло сказано, разрази меня господь.
Вечером опять вывели разряженных молодых к гостям. Бледная, измученная невеста бесконечно должна была целоваться с женихом стоя, потому что безостановочно кричали:
— Горько! Горько! Подсластите!
Бобонин ни разу не подошел за вечер к Паруньке, как она ни старалась с ним встретиться. В полуночь она нашла его в сенцах. Он курил. Нечто вроде смущения отразилось на лице его. Но сразу пропало. Увидя ее, он хотел уйти. Она перегородила ему дорогу.
— Погоди, Миша, у меня дело есть.
— Какое же это дело?
— Я вижу, Миша, что ты меня сторонишься. После памятной встречи совсем забыл. Не повидался, не приголубил.
— Охладел, значит, — ответил он, заложив руки в карман. — Это естественно.
— Украл девичью честь, да и охладел сразу?
— Что поделаешь? Сердцу не прикажешь. Особенно моему сердцу, испытавшему много... житейских треволнений.
— Ну, раз сердце у тебя такое, то не делай походя девушкам несчастья. Они надеются всерьез. Переживают, мучаются...
— Что за претензии? Знала сама, на что шла. Не маленькая.
— Я верила тебе, — сказала она тихо.
— Порядочная девушка сразу не поверит. Сразу на шею каждому не бросится. Она взвесит все... Досконально. А ты — сомнительный элемент. Сама ко мне со своим товаром напросилась. Я считал невеликодушным отказаться...
— Я любила. Я вся истосковалася... Я думала, ты другом мне в жизни будешь. Я в душе твоей не сомневалась. Ты просвещенный. В городе живешь. В театрах бываешь. Самых умных людей встречаешь... Самых серьезных...
— Положим, это так... Факт.
— Думала, что и в любви ты сурьезности ищешь. А ты заместо игры почитаешь любовь. Горько и обидно мне видеть это. Вот как больно...
Он попробовал ее обнять, чтобы утишить ее гнев. Она решительно отвела его руки.
— Много о себе воображаешь, — заметил он презрительно. — Кто ты и кто я? Я не сегодня, так завтра — хозяин. Свое питейное заведение буду иметь. В селе Звереве на тракте — бойкое место. Разве могу я на тебе, положим, жениться? Что за фантазия? Судомойкой я могу взять тебя к себе. Не забывай, что ты весь век свой батрачишь. И все-таки, заметь, я к тебе снизошел. Не погнушался. Ты это ценить должна.
— Я ценила бы, кабы ты не стыдился нашей любви. Вон на свадьбе ни разу не взглянул в мою сторону.
— Как порядочная личность, я на людях должен тебя сторониться. Иначе подмочишь мою репутацию. Уронишь мое реноме.
— Это как понять надо, Миша?
— Не поймешь. Это слово заграничное.
— Так поясни.
— Культура сразу не дается... Ну, авторитет я могу уронить в глазах окружающего общества, открыто связавшись с тобой. Повторяю: я хозяин в проекте, ты голь перекатная. Как на это посмотрят друзья и приятели...
— Ах вот что? — гнев с удвоенной силой вспыхнул в Паруньке. — Ты моим положением брезгуешь? Ты моей молодостью не брезгуешь? Эта культура-то не наша, эта культура заграничная. Мы за другое боролись. За новый закон.
— Ну, уж ты вдаешься а политику. Я изложил тебе законы сердца. И если уж на то пошло — я изложил тебе толковее толкового, лаконично изложил: охладел я к тебе... Получай! Сердцу не прикажешь. Оно фальши не признает. Впрочем, если ты будешь умница, пожалуй, встретиться я рад с тобой. Я давно тебя не видел. Встретиться в интимной обстановке.
— После таких-то слов твоих? Да ни за что...
— Ах, вон оно что? У тебя гонор появился? Федькина закваска... Она нам не по нутру. В таком случае — до свиданья. Мы себе цену знаем. И еще сумеем за оскорбление отплатить. Сумеем, так и знай.
Неделю спустя настигла Немытую пурга. Снегами дымились повети[36]. Тучами летела снежная мгла, заслоняла избы, приглаживала дороги. Ветер, стуча в ворота, шевелил ставни изб, тоскливо гудел у колоколов, и жалобами отвечала ему нагая старая ветла.
На квартиру к Паруньке пришли в этот вечер парни из села Зверева. В солдатских башлыках[37], в пиджаках, перешитых из шинелей, толпились они в избе, здороваясь с каждой девкой отдельно.
36
Поветь — помещение под навесом в крестьянском дворе для хранения хозяйственного инвентаря.
37
Башлык — теплый головной убор, надеваемый чаще поверх шапки суконный капюшон с длинными концами.