– Смотри, не бойся, тебя они не тронут, но, когда всё закончится, ты знаешь, что делать, – старик посмотрел Славику в глаза, – заклеишь глаза пластырем, наденешь тёмные очки, возьмёшь все мои документы, снимешь все деньги и скроешься. Тебя будут подозревать в убийстве, в краже, в чем угодно. Тебя будет искать полиция, но это даже к лучшему. Поможет тебе не высовываться. Ты молод, мне это досталось лишь в старости, тебе же не повезло совсем, но ты сам виноват! Бойся только тех, кто знает о твоём проклятии, только их…
Рассказать больше старик не успел. Мёртвые тела настигли их, навалились на человека. Десятки рук потянулись к его груди, голове, лицу, впились и начали рвать. Славик стоял рядом и молча смотрел, как каждая пара рук пыталась раздвинуть кожу Проводника. Десятки голов, достигавших цели, старались просунуть свои морды в тело старика, как будто он был порталом, норой в мир живых, дверью, а кожа его служила завесой.
Остатки плоти исчезали, и Славик смотрел на это, пока не почувствовал, как сухие холодные пальцы на его запястье разжались. Как только это произошло, как только он почувствовал, что из живых здесь остался он один, как только понял, что нынче он не Ходок, который крепко держится за руку ведущего, а он есть Проводник, одинокий живой странник, движение горы тел над тем местом, где был старик, остановилось, замерло, и вмиг тысячи голов с безумными глазами повернулись в сторону Славика. Последнее, что он увидел, прежде чем зажмуриться навеки, было обнажённое тело старика. Невредимый, худой и жалкий, стоял он в самом центре скопления жадных оболочек. Он стоял безучастный. В то время как тысячи рук простёрлись в сторону Славы, как тысячи глаз впились в него в немом требовании свободы, когда даже новоприбывшие, свалившиеся с неба мертвецы поднимались на остатки конечностей и как по команде поворачивали искажённые болью лица в его сторону, старик оставался безучастным. Он с грустью и злобой посмотрел на Славу, развернулся и пошёл прочь, исчезая в нагромождении алчных душ.
В этот самый миг Славик зажмурился, и мир живых погрузился во тьму.
Конец первой части. Продолжение следует.
Черная Собака Смерти
Рассказ для детей и взрослых
Я хорошо помню, как мой младший брат Сашка выдумал эту историю. Он долго готовился. Рассказывал мне её перед сном, учил наизусть детали, добавлял подробности.
– Никто не поверит, – издевался я над братом.
– Почему? В Сожри-печень верят, Вырви-глаз, а в Чёрную Собаку Смерти не поверят?
– Так то Вырви-глаз, лесное чудовище, а тут собака.
Но ему поверили.
– Я знаю, я знаю, где сейчас живёт Чёрная Собака Смерти, – закричал Женька, сопливый соседский мальчишка. – Она в том дворе, за кладбищем, где пасека!
– У Лены Ивановны? Не-ет, – протянули в несколько голосов ребята. Пламя костра осветило заинтересованные лица.
– Та собака с белым пятном на пузе.
– Нет, Черная Собака Смерти совсем вся чёрная. Она большая как волк, – шептал Сашка, – она никогда не лает!
– Даже на кошек?
– Никогда! А потом, потом вокруг неё загорается кольцо синего огня, и кто вступит в этот круг, того она забирает с собой навсегда!
– А глаза? А глаза у неё тоже синие?
В общем, на следующий день вся детвора носилась по дворам и искала Собаку Смерти. Проверяли всех чёрных псов в округе, и пока они бегали, история обретала всё новые и новые подробности. Стало, например, известно, что собаку эту видели в прошлом году в деревне за рекой, и умерло там много людей в то лето, что о ней даже написали в газете, что приходит собака обязательно в сумерки и что шерсть у неё чистая, как будто её только-только вымыли. Авторство Сашкино утерялось, и сам он шикал на меня и запрещал говорить, что вот, мол, люди добрые, не далее как неделю назад выдумал этот клоп всю историю: и Собаку, и синий круг, и эпидемию чумы, которая обязательно случится, если дать Собаке прожить в деревне дольше положенного срока.
– А какой срок-то? – спросил дед Капрон.
– Вот в какой двор она придёт, так берёшь номер дома того, и столько дней, значит, и осталось до чумы, – не моргнув глазом, ответил Сашка. Дед закатил глаза, потеребил капроновую сумку, с которой не расставался, и возвестил:
– Это, значит, самый большой номер в нашей деревне – двадцать первый. Три недели в лучшем случае до конца света?
– Чумы, дед Капрон!
– Так нет давно чумы, откуда ей взяться?
– Значит, другая какая болезнь, дед, вирус СПИДа вон, например, – гудела очередь у хлебного ларька.
– Вона у Машки в прошлом году свёкор от гриппа помер, чем тебе не чума?
И всё это было бы забавно, если бы не появилась в нашей деревне в тот же вечер, когда привезли хлеб, в неровном свете сумерек огромная чёрная собака. Она вышла на главную дорогу, и деревня замерла. Как тень проходит над домами, заслоняет солнце, вызывает тревогу, и чем бы человек ни был занят, в какую бы сторону ни смотрел, в тот же момент он замирает, оглядывается в поисках источника тревоги, так и в тот вечер одна за другой повернулись головы к главной улице, к середине дороги, по которой медленно шла большая Чёрная Собака Смерти. Шерсть у неё была длинной и чистой, как будто её только выкупали, шла собака тихо, по сторонам смотрела с любопытством, глаза синим огнём, правда, не горели. Никто не помнит, с какого двора полетел в неё первый камень. Собака не залаяла, не кинулась ни в кусты, ни на обидчика, и тогда камни и комья грязи полетели со всех дворов.