— Пусть поищет себе другую дурочку, — пробубнила Камила, наконец-то оторвавшись от неприятных воспоминаний. Она подняла кулаки, тем самым давая парню понять, что пора заняться делом.
В ответ Ивар лишь одобрительно хмыкнул и тоже сжал руки в кулаки.
— Рад это слышать! Предлагаю повторить несколько сложных связок, у тебя удар левой слабоват, надо бы больше тренироваться, не забывай выставлять блок и не опускай рук! — учительским тоном наставлял парень.
Камила не ответила и приступила к тренировкам. За что она уважала Ивара, так это за его серьезность и ответственность, а еще ее удивлял этот дружелюбный и теплый тон его голоса сегодня. Она даже не заметила, с какой легкостью смогла перешагнуть эту невидимую ступень холодного безразличия, ограничивающегося только деловым общением.
Глубокой ночью они закончили свои тренировки, и строгий учитель, прощаясь со своей нерадивой ученицей, расщедрился настолько, что не стал брать денег за прошедший день.
— Прощай, Вар, не думала, что когда-нибудь это кому-то скажу, но, наверное, я буду по тебе скучать, — она размотала лоскутки из плотной ткани, благодаря которым ее кисти больше не походили на кровавое месиво, и протянула ему руку в прощальном пожатии.
— Я знаю, что ты редкая зануда, но мне все же хотелось бы кое-что тебе подарить, — не выпуская из своей железной хватки ее ладонь, проговорил парень, вперив в девушку серьезный не принимающий отказа взгляд.
На какое-то мгновение Камила почувствовала привычный страх, но быстро взяла себя в руки и лишь удивленно приподняла правую бровь. Ивар достал что-то из кармана и вложил в ее правую ладонь нечто маленькое и холодное.
Камила сделала шаг к свету и с удивлением обнаружила достаточно объемный и тяжелый перстень из темного нержавеющего сплава: на нем не было никаких драгоценных камней — лишь странный витиеватый узор, напоминающий переплетающиеся ветки плюща с крохотными острыми лепесточками.
Девушка в недоумении уставилась на парня.
— Вар, ты чего совсем из ума выжил, да? Зачем ты мне его подарил?
— Не переживай, я не посягая на твою свободу, — по доброму улыбнулся Ивар, однако от глаз девушки не ускользнула затаенная грусть в льдисто-серых глазах добродушного громилы. — Это всего лишь подарок на память, он принадлежал одному моему другу… — он тяжело вздохнул.
— Она все просила меня научить ее драться, а я был убежден, что это не бабское занятье, уверенный в том, что всегда смогу ее защитить, но меня не было рядом, когда на нее напали, да и она не смогла дать должного отпора, — в этот момент глаза его были переполнены невыносимой боли, тоски и чувства вины.
— Ивар… — удивление и потрясение застыло на лице девушки.
— Я не прошу тебя носить этот перстень, вовсе нет, но, если соберешься начистить чью-нибудь морду, надень его, и тогда ты оставишь на физиономии этого ублюдка неизгладимые воспоминания о вашей встрече. — Это сплав из темного ратакса: оцарапанная им кожа плохо заживает и оставляет уродливые шрамы, — справившись со своими воспоминаниями, он улыбнулся и снова стал прежним задумчиво-добродушным и таким огромным дядькой.
Камила была поражена неожиданным подарком и его предысторией. Еще никто и никогда не приоткрывал для нее свою душу и не показывал своих истинных глубинных чувств. Сердце девушки сжалось, сопереживая с сердцем друга, и она молча примерила перстень на указательный палец правой руки.
— Спасибо, обязательно раскрою им парочку рож! — она улыбнулась и, поддавшись порыву, приобняла друга: совсем чуть-чуть, слегка касаясь плеч. Он тоже, зная ее нрав, не пытался прижать к себе сильнее, лишь по-отечески взъерошил ее макушку и пожелал на прощание «задать жару в столице и не забывать про свою малую родину».
Камила в ответ пообещала вернуться, если ее объявят преступницей и будут разыскивать, взяв слово с Вара спрятать ее от «ублюдков-имперцев», как в народе называли элитные императорские войска.
«Вот и все… Я порвала с прошлой жизнью и делаю шаг в новую!»
Конец