— А зачем к вам прилетели самолеты?
— Не к нам. Мимо летели, и авария случился.
— Когда это было, расскажи, Нимгир.
— Вот ты какой, кюкин!4 Песня тебе расскажи и все тебе расскажи! Много знать будешь, голова лопнет.
— Не лопнет, расскажи, Нимгир,— протянула Ксения.
— В двадцатом году этот был... Гражданский война кругом. В нашей степи много разный народ ходил: Врангель ходил, Толстов генерал ходил, сам Деникин ходил, разный банда туда-сюда тоже ходил. Я тогда у Хамуров был, знаешь Хамуры?5 Это место высокий — там, где салькын-халуновский аймак, Шаргол-речка там тоже есть. Наш хотон маленький был, всего шесть кибиток. Папашка мой в восемнадцатом году под Давстой убит, с деникинцами дрался. Мамашка тоже тогда умер, а я один с дедушкой Далантай остался. Мне восемнадцать, дедушке восемьдесят
три года, голова у него трясется, рука-нога дрожит, из глаз все время вода идет... Прохладно было тогда. Снег недавно ушел, но уже этот маленький птичка, который не летит, не падает — наверху висит, песню поет, забыл, как его по-русски...
— Жаворонок,— сказала Ксения.
— Ну да, джяворонок. Так этот птичка уже прилетел тогда. Один раз лежал я на степи, на солнце согревался, этот самый джяворонок слушал... Вдруг слышу—наверху новый шум! Такой шум я еще никогда не слыхал. Трррр... трррр... Я глаза открывал и сразу садился. Наверху два больших черных царцаха, саранча по-русски... Удивился — откуда он взялся? Первый дело, думаю, царцаха летает, когда жарко... Второй дело, думаю, такой большой и черный царцаха никогда я не видал. И зачем два? Царцаха всегда много тысяч штук вместе летит... Наверное, думаю, это шайтан. Народ тоже этот шум слыхал, из кибиток вышел, наверх смотрел и крепко ругался. «Шайтан,—кричит,— шайтан!» Ребятишки плакал, громко кричал. А царцаха этот совсем уже близко, и вдруг один делает з-з-з-ы!— и сел на бугор, совсем рядом. Верста два от нашего хотона не будет. Другой царцаха дальше пошел, потом вернулся, над бугром кружит-кружит и рядом с другим своим садился. Ну, думал я тогда, конец жизни пришел. Если шайтан такой, как царцаха, он вокруг себя все будет кушать и наш хотон тоже будет кушать. Вот какой дурак я был тогда! Потом ночь настал. Народ не спал, тихонько говорил: утром сразу надо кибитка собирать, на другой урочище кочевать. Я тоже не спал, все думал, думал, думал... Если этот шайтан днем летал, ночью он спать будет... Если, думаю, он спит, теперь посмотреть на него близко можно. Как только небо чуть светлый стал, я никому не говорил, тихонько на бугор пошел, на земля ложился и, как ящерица, ползал. И все увидал! Никакой это не шайтан, а самый настоящий машина; на царцаха, правда, он очень похож: крылья у него прямой, усы тоже есть, как у царцаха; брюхо тоже есть. Только у царцаха ноги, а у машина колеса маленький. А под крылом у него, смотрел я, урусы6 спят. Тогда я назад в хотон скоро бегал, всем громко кричал — бояться не надо! Никакой шайтан нет! Есть там урусы — четыре или пять штук. Уже мужчины говорят: пойдем, Нимгир, мы тоже смотреть его будем. Когда мы туда пришли, урусы просыпались, нас увидали, навстречу к нам бегали, а мы сразу назад в хотон! Не знаем, зачем сюда урус пришел! Я тоже бегу назад, а сам думаю — зачем, Нимгир, ты опять боялся? Зачем обратно бегаешь? Давай, Нимгир, назад посмотри, что будет? И посмотрел! Пять урусов стоит, один урус на меня бегает, руками машет, кричит что-то. Вижу, винтовка у него нет. Подождал его. А он подходит и говорит вдруг: «Менде»7. Если урус «менде» знает, это хорошо. Я его в хотон к дедушке Далантай привел. Дедушка мой русский разговор очень хорошо понимал, раньше с урусами работал. Все, что урус говорил, дедушка сразу объяснял. Этот урус с товарищами из Астрахани на Кавказ летел. Один самолет портился, пришлось на степь садиться, ремонт делать, а кушать ничего нет. Просит урус — дай, пожалуйста, кушать, я тебе деньга платить буду. А народ тихонько стоит за кибиткой, все слушает. Как услыхал, урус кушать просит, начал ему таскать и хурси 8 и молоко, и масло, читан9 тоже. У кого что есть, все урусу таскает! А деньга никак не хотел брать у него. Товарищи этого уруса пришли, чай пили, потом обратно пошли, ремонт делали, а вечером опять к нам пришли. Козла мы резали, его хорошо угощали. Вот тогда у нас важный разговор был. Весь хотон кругом урусов тихонько сидел, очень крепко слушал. Дедушка Далантай опять объяснял. Есть урусы-большевики, есть урусы-белогвардейцы, вот как тот урус говорил. Между ними сейчас страшный война идет. Если белогвардейцы большевиков прогонять будут, то все, как раньше, очень плохо будет — и албан10 калмыки платить будут, и нойоны32, и зайсанги33 назад на степь придут, все худуги34 возьмут, и народ им опять работать будет. Если большевики белых прогонять будут, советская власть будет, каждый калмык на себя работать будет, все ребятишки учиться пойдут, никакой деньга за ученье платить не будут, очень хорошо жить тогда будет... Потом урусы спать в кибитке ложились.
5
Хамуры, или Ергени — гряды складчатых холмов, круто обрывающихся к востоку и полого к западу.