Месть стала моим смыслом жизни: я открыла рот, а его язык вторгся внутрь.
Месть стала моим смыслом жизни: я откинула голову назад, а он подобно дикарю начал исследовать мою шею.
Поцелуи, укусы, жадное дыхание — все было в его стиле. В грубом и жестоком.
— Ты вкусно пахнешь, Жасмин.
Он не говорил, он глотал буквы. Когда мы встретились взглядом, его рот распахнулся в жажде.
— Ты в моей рубашке…
Треск ткани. Он порвал верхнюю пуговицу, и груди коснулся прохладный воздух.
— …такая охуительная.
Какой же он был горячий, мамочка. Его тело горело — так сильно оно хотело женщину. Хотело меня.
Чужие руки впервые коснулись моей груди. Я отвернулась, позволяя ему целовать самое сокровенное.
И вспомнила…
Пять лет назад я повернула не туда: я выбрала оружие, криминальный мир и отказалась от нормальной жизни. Если бы та девочка не решилась мстить, она бы стала совершенно другой.
А теперь я такая, какая есть: грязная и опороченная… своим же убийцей.
Зверь прикусил мою нежную плоть, и я вскрикнула. Моя реакция возбуждала его. Он облизнул сосок, жадно втянул его в рот и отпустил. Ненадолго.
А в следующий миг он накинулся на мой рот. Но уже не языком.
— Опустись на колени…
Он не говорил. Голодный зверь будто выплевывал слова. Не дождавшись ответной реакции, он сбросил меня с кровати.
Колени прожгла боль.
— Открой рот, Жасмин. Я пиздец как хочу тебя, — полухрип-полурык.
Зря я соблазняла его, зря надевала рубашку. Он бы меня и такую, в мешке взял. Давид бесцеремонно поставил меня на колени.
Я верила: скоро все закончится.
— Ничего сложного, Жасмин, — он рассмеялся надо мной, — от тебя требуется лишь открыть рот. И впустить меня.
Давид поцеловал меня вновь, а затем отпустил и сменил язык на свои пальцы. Он приучал меня делать это:
— Оближи.
Я послушно облизала его палец. И подняла взгляд, чтобы увидеть его глаза.
Зря.
Очень зря.
Там не глаза, а черный туман. Беспощадный, безжалостный. Как и он сам.
— Хорошая девочка. Продолжай. Возьми его глубже.
Я проделывала это снова и снова, будто облизывала конфету, но в этот раз — с закрытыми глазами. Ибо взгляд его связывал без веревок и резал без ножа.
— Моя Жасмин… — он похвалил меня.
Я хотела отдышаться, но один палец сменился двумя. Толчок, второй, третий…
В глазах потемнело от нереальности происходящего, а в один миг…
Все резко изменилось.
Вместо пальца в рот проникло нечто большое, горячее. И нещадно твердое.
Я распахнула глаза, но было поздно: он уже во мне.
— Мм…
Он насаживал меня мягко. Терпеливо. Пятерня управляла моим затылком, он входил в мой рот, терся о губы и надсадно хрипел.
— Да, девочка. Какая ты охуенная…
«Месть терпит все», — вторила я, пока его член растягивал мои губы.
Давид тихо стонал, скрипели его зубы, с каждой секундой его рука насаживала меня интенсивнее.
Он терял контроль, а я старалась делать, как он говорил.
Облизывала, целовала, брала глубже. Как могла, но ему было этого недостаточно. Он входил глубже и глубже. Так, что глаза слезились.
И тогда я хваталась за его бедра.
Давид отпускал.
Позволял отдышаться.
А затем открывал мой рот, чтобы ворваться в него снова.
— Черт!
Давид вдруг заругался.
Ему позвонили. Одной рукой он трахал мой рот, другой — схватился за телефон.
— Слушаю.
Давид хрипло матерился, слушая собеседника.
А я думала о том, какой он был большой. Безумно. До слез. Его головка скользила в моем рту, я чувствовала солоноватый вкус и почти ненавидела себя.
За то, что позволила.
И за то, что еще позволю.
— Что ты сказал?! — Басманов напрягся.
Ему сказали неприятную новость. Я ее не слышала, но его рука до боли натянула мои волосы и заставила остановиться.
Но зверь не отпустил. Он вогнал член мне в рот и не отпускал. Мои губы ныли от напряжения, ощущения были новые, внутри что-то сильно сжалось.
Зверю мало этого. Мало скользить между моих губ, сейчас он захочет бросить меня на кровать, раздвинуть бедра и…
Захочет овладеть мной.
Захочет насытиться сполна. Моей невинностью и преданностью.
— Это точная информация?
— …
— Понял. Я верну тебе пушку. Не кипятись, Вадим.
Я сразу поняла, в чем дело.
Уперевшись в его бедра, я вырвалась на свободу. Давид не ожидал. И только поэтому отпустил.