Я назвал брату адрес и бросил трубку.
— Может, уже поедем к тебе? — предложила миссис силикон, пересаживаясь на мои колени.
В этом я не был уверен. Пальцы обжигала очередная сигарета, а меня особо не вставляло. Я начинал злиться. Полная хрень.
Зря я отпустил бриллиант.
Такими темпами могу не сдержать свое обещание. Откопаю адрес квартирки, заявлюсь, поставлю Жасмин перед фактом. Может, даже цветы подарю. Если в мыслях о том, как буду трахать ее, не забуду заехать в цветочный.
— Знаешь, как мы поступим?
— Как? — заинтересовалась девица.
— Я дам ей срок еще в пару дней. Если из головы не уберется, ей же хуже.
Аня моргнула глазками и снова глупо улыбнулась:
— Утром я сделаю тебе вкусный завтрак.
Я откинулся на диван, позволяя Ане крутиться усерднее. До утра ты навряд ли задержишься, но лелеять надежды можно.
— Дождемся одного человека и поедем, — решил я.
— Мм… — простонала она, — ты даже не представляешь, что я умею. Ты не пожалеешь.
Я расслабился и даже вовлекся в процесс.
Пока перед глазами снова не появилась она.
В этот раз на ней было платье. Изящное — смесь красного и черного. Идеальный бордовый. С вырезом на бедре.
Я нахмурился. Слишком четкой была картинка.
— Давид…
Аня села рядом, призывно выгибая спину. Уперлась грудями в мои плечи, тактильно зазывая.
— Давид, кто она? — услышал сквозь дурман.
Девица ткнула пальцем на дверь.
И я понял, что эта Жасмин никуда не уйдет. Это не мое воображение.
Настоящая Жас смотрела с укором, как я обнимаю другую. Прямые волосы скрывали вырез на груди, новый облик ей шел.
— Здравствуй, Давид, — сказала Жасмин.
Я замер, с прищуром смотря в призрак перед собой.
А потом дошло. Ни хрена это не призрак, твою мать.
Я встал, сбрасывая настойчивые руки Ани с моей ширинки. В мои планы такое не входило.
— Давид, мы должны были поехать к тебе! — воскликнула девица.
— Пошла вон, — бросил через спину.
Повторять дважды не пришлось. Через пару минут дверь хлопнула, оставляя нас с Жасмин наедине.
Жасмин едва заметно улыбнулась и подошла ближе.
— Кто тебя пустил сюда?
Она же понимает, что совершила ошибку?
Что назад пути не будет?
— Я сказала, что я женщина Давида Басманова. Охрана вспомнила, как ты защищал меня неделю назад, и побоялась не пропустить.
— Ты решила уйти. Что за игры, Жасмин? — я сделал шаг.
— Не хочу, чтобы ты был с другой.
Я изогнул бровь. Храбро. Ревниво. Самонадеянно.
Почти все о Жасмин, но в ее ревность мне не верится. В ненависть — да, а вот с любовью к ней не по адресу.
Эта девочка в любовь не верит.
— Не верится, Жас.
От Жасмин веяло опасностью, и это делало ее интересной.
Это же меня и влекло.
Жасмин — это опасность. А опасность меня нехило так притягивала.
Только в этот раз что-то поменялось. Взгляд, одежда, ее внутреннее состояние. Это заставляло напрягаться. Она набралась сил.
Интересно, для чего? И кто заставил ее поверить в эти силы?
— Думаешь, я приму тебя назад?
— Думаю…
Она запнулась.
Я обхватил ее за талию, притянул к себе. Вдохнул аромат… немного цветка, а все остальное — ее. Тяжелое, интересное, возбуждающее. Ее запах даже сигареты перебил.
— Я хочу быть твоей, Давид. Не на одну ночь.
— А на сколько?
— Как насчет…
Жасмин задумалась. Она подняла взгляд, и в ее глазах полыхнул тот самый огонь.
Она ненавидит меня.
Я отчетливо это понял. Жасмин научилась стрелять, научилась бороться, но ненависть скрывать — не научилась. Ни за какие годы не научится.
— Пока вечность не разлучит нас? — предложила она.
Я ухмыльнулся и отпустил ее. На пару сантиметров, так спокойнее. Вдруг у нее нож под платьем спрятан или очередная пушка?
— Я такого не обещаю, красивая. И умирать пока не собираюсь, если ты об этом.
Это было грубо, сурово. Это по ней ударило — вижу, как дернулась бровь. Как отвела взгляд, помяла сумку в своих руках.
Вижу, как грудь поднимается, опускается. Быстро, ритмично.
Ты сексуально нервничаешь, девочка.
— А я не спрашивала, Давид. Я буду твоей единственной.
— Охренеть, — выдал я.
— Пусть не первой, но последней, — она дернула подбородком, — запомни мои слова.
Ты закапываешь себя все глубже, Жас.
Едва ли я буду верен одной лишь девчонке, если только ты не задумала убить меня.
Я прищурился:
— Где ты была все это время, единственная?