Сердце, загнанное в тиски обстоятельств, гулко забилось.
Взгляд моментально уперся в мужские брюки — настолько он близко к моему телу стоял. Серебристая пряжка ремня отпечаталась в голове, кажется, навечно. Внушительная пряжка. И не только она.
С шумом сглотнув, я наткнулась на кулаки. На крепко сжатые, на широкие. Одна его рука сжимает холодный металл, дуло ожидаемо смотрит на меня. А на левом мизинце плотно натянут перстень. Я много раз видела его на фотографиях.
Что этот перстень значит для тебя, Давид Жестокий?
Если он важен для тебя, я заберу его вместе с твоей жизнью.
— Грех мой, вот ты и попала.
Меня передергивает от его голоса.
Он снился мне в кошмарах много раз.
Похож. До боли похож. Я этот голос из тысячи узнаю и даже после смерти — помнить буду.
И смех его… я содрогнулась.
Веду подбородком вверх, встречаясь с ним взглядом. Глаза в глаза. Его такие темные, а мои — кажется — выдают все без остатка.
Я не просто твой грех. Ты догадываешься об этом?
Я твой конец.
— Восемнадцать есть?
Его голос страшно хрипит.
Я отдана на растерзание настоящему хищнику. Кинута ему в клетку, ему в пасть.
А ключи от клетки я собственноручно выбросила. Добровольно все пути себе отрезала. Ты мой смысл жизни, Давид. Месть — смысл жизни.
— Мне двадцать два.
За туманом в его глазах уже ни дьявола не видно. Давид уже не здесь. Он будто только что мной овладел, он уже во мне.
Мне стоило больших усилий не дернуться от его приближения. Последнее, что я увидела, это как загораются его глаза — от вседозволенности, что вроде можно. Можно делать все, что он захочет.
И я не убегу — мы это оба знаем.
Его шершавые пальцы жадно коснулись моей шеи. Я помню его пальцы до сих пор. Наощупь. Они же грубо заставили меня подняться. Его руки без удара ударили. Как током, кипятком ошпарили.
От его прикосновений хотелось плакать, но я послушно встала на носки. Лишь бы отпустил, не касался, не трогал…
Какая ирония! Ведь я пришла сюда именно за этим.
Чтобы не отпустил.
Чтобы касался.
И чтобы непременно — трогал.
Какой же он высокий, мама. И сильный. Воспоминания нахлынули, ударив в самое сердце. Я помню его таким.
— Ты чья? Кто отправил? Кому? — отчеканил он, проглатывая буквы.
Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на его растянутые в жажде губы.
Он хочет меня. Свой подарок. Хочет прямо сейчас по случаю освобождения.
Вопрос только: получит ли?
— Я не знаю, — голос предательски дрожит, — я для Давида Басманова. Ему предназначена.
Ответ его удовлетворил. По глазам потемневшим увидела и по кадыку, дернувшемуся от голода.
Он почти нежно толкнул меня в квартиру. Я попятилась, наблюдая за тем, как он хватает с пола мешок и запирает за нами дверь. Все улики в дом. Внутрь.
Меня тоже внутрь, оставлять там не хочет. Себе хочет.
Поворот ключа. Всего один. До второго он уже не терпит, достаточно одного. Я — все его внимание и все желание.
— Иди ко мне, красивая.
Я пятилась до тех пор, пока связанные за спиной руки не уперлись в стену. Костяшки ударились в декорированный бетон. Взгляд мой непроизвольно упал на металлическую рукоять, выпирающую из-за его пояса.
— На это смотришь? — он ухмыльнулся и достал пушку, — для тебя сегодня другая программа. С плашкой восемнадцать плюс.
Я шумно сглотнула. Теперь я поняла, для чего я связала себе руки.
Чтобы не сбежать, когда он двинется на меня.
Чтобы скрыть свою ненависть, когда он впервые поцелует меня.
И чтобы случайно не выхватить из-за его пояса пистолет, заряженный сладкими пулями. Одна из таких непременно окажется в его лбу. Непременно.
Я обещала. Ему, себе, им. Всем обещала.
Убийца моих родителей приблизился и схватил меня за щеки.
— Только не говори, что ты невинна, — услышала я одурманенным сознанием, — нежности сегодня не будет.
Я сцепила челюсти — его пятерня жадно впилась в мое бедро, другой рукой он бездумно поднимал мое платье. Он потерял рассудок. Я — кусок мяса, кинутый в клетку с тигром. С одним очень жадным тигром.
Платье на мне было белоснежным и искусным. Я не прогадала: этот кусок ткани ему понравился. Он без ума.
Я пропала.
Боже, я пропала.
Я смотрела на убийцу, и его глаза были нечеловечески пустыми. Он словно не здесь, а еще там, в тюрьме. Где ему самое место.
— Ты слышишь меня?! — его губы яростно сжались.
Крик непроизвольно вырвался из моей груди. Я задумалась. Я не слушала. А он что-то говорил, продолжая терзать мое безвольное тело.