— Братец твой объявился, будет тебя выкупать.
Ева посмотрела на разложенные, на столе порезанные овощи. Медленно вытерла об полотенце мокрые руки.
Она готова, но не рада. Показывает, будто готова, но уходить не хочет.
— Пошли, — сказал я твердо.
Она за мной, как есть, в пижаме и тапках. Подошла к машине неуверенно глянула и села, когда я открыл заднюю дверь.
До соседнего города час.
Ехали в тишине, только радио будоражило сознание грустными ночными песнями. Все время заставляло посматривать в зеркало на сосредоточенный профиль Евы. Она ещё не знает, что ее ждёт.
Скоро узнает.
18. Ева
Ну вот и всё. Сейчас Руслан отдаст деньги и моё страшное приключение закончится.
Тогда почему я не радуюсь, не смотрю с восторгом на дорогу?
Почему не улыбаюсь? Ведь эта дорога к свободе. А почему нет ощущения избавления от страшной опасности? Как было тогда, когда Бес заплатил за меня. Почему я не чувствую ничего кроме уплывающего из-под ног пола. Смотрю в пустоту ночи и не вижу в ней ничего кроме темноты. Прижимаюсь к стеклу виском. Ерзаю задумчиво. Тихо покачиваюсь, почти незаметно.
А чего я хотела? Любви этого истукана? Чёрствого, бездушного человека.
Ему наплевать на меня, ему лишь бы деньги.
Ехали долго. Возможно, путь показался таким долгим из-за тишины и тягостного молчания. Но все что я понимала, хочу ехать с ним не останавливаясь. Без конца. Пусть в тишине. Пусть будет так, одно и тоже… Тёмная машина, дурманящий запах кожаной куртки и профиль Беса с дорожками света от приборов.
Да нет же, нет… хочу на свободу. Надоело быть заложницей и рабой. Хочу быть обычным, свободным человеком.
Впереди показались огни города. Значит, осталось уже немного моей несвободы. Ещё чуть-чуть и все закончится.
Машина резко свернула на обочину проехала несколько метров и остановилась в темноте, среди деревьев.
Что это значит? Не будет же он меня здесь передавать. Вряд ли тут кто-то есть.
Неожиданно другая догадка промелькнула — а что если он решил меня убить? Или…
Значит надо бежать.
Пока все эти мысли роем носились у меня в голове, Бес открыл дверь и вышел из машины. Я увидела, как он подходит к моей двери, открывает её.
— Выходи, — в глаза не смотрит.
Я соскочила с подножки джипа. Встала, жду. Что дальше?
— Руки давай.
Я вытянула руки. Быстрое движение в темноте слепило их скотчем.
— Что ты де… — рот тоже залепил.
Присел на корточки, обхватил и обмотал скотчем ноги.
Осмотрел свою работу, а потом подхватил меня на руки и пошел к багажнику.
Я смотрела в неясные очертания его лица. Чувствовала, как упирается и вздумается, в дыхании грудь. Тревожно. Решительно.
Пробудился настоящий Бес. Злой, беспринципный. Поставил меня, дёрнул крышку багажника, а когда она поднялась, толкнул меня внутрь, на уже знакомое, шершавое дно.
Постоял немного, кинул последний взгляд. А я на него.
Я не сопротивлялась, не кричала и не вырывалась, отдалась на его волю. Он не сделает мне плохого. Не сделает. Не верю.
Как решит, так и будет.
Потом снова ехали, но уже недолго. Лежу в багажнике, поджав под себя ноги. Места полно и уже ничего не упирается в бок, как тогда, в первый раз.
Что сейчас будет, не знаю, но боюсь. Ведь это означает прощание, а я не хочу прощаться.
Почему-то вот сейчас в эти последние минуты, я вдруг перестала ненавидеть Беса. И если бы сейчас он отклеил скотч с моего рта, я, наверное, просила бы — не отдавать меня никому. Глупо конечно.
Нет, лучше свобода. Уеду. Убегу.
Не останусь рядом с братом, это слишком опасно.
Потом подумаю. Сейчас главное — уйти.
Машина остановилась. Хлопнула дверь и я услышала знакомый голос.
— Привет Бес, каким ветром?
Голос моего брата.
19. Бес
Глазки бегают. Улыбается, заискивает.
Я поймал Русого возле дома, где он сейчас живёт. Как раз тогда, когда он собирался пойти куда-то поиграть.
Горбатого могила исправит. Он нихрена, вообще нихрена не понял. Его малая у бандитов. Возможно убита или изнасилована. А он живёт себе, ходит по клубам, играет. И нихрена не делает для спасения своей сестры.
Как так?
— Да вот, решил заехать посмотреть, как ты бегаешь, бабки за сестру собираешь.
Я сделал чуть громче радио, чтобы не слышно было шороха в багажнике, но сам говорил достаточно громко, чтобы в багажнике было слышно, что я говорю.