– Катя, мы постоянно воюем. Каждый день. Помни об этом. Не забывай никогда. Твоя речь произвела на меня желаемый эффект.
Катя приготовилась услышать продолжение, которого не последовало. Михаил интонацией дал понять, что на этом их диалог закончен.
Что ж, она, по крайней мере, сделала попытку.
Катя продолжила начатое – не спускала взгляда с Михаила. Говорят, что когда долго смотришь на человека, тому становится не по себе. Не тот случай. Михаил спокойно выдерживал её взгляд, лишь пару раз она заметила, как дрогнули уголки его губ, точно он пытался сдержать ухмылку.
Ему, мать вашу, весело!
Замечательно.
Девушка притормозила себя. Если Михаил больше не нервничал, то и ей не стоило.
Правда же?
От осознания собственной недальновидности Катя поразилась. Ей давно пора было заметить, что сопровождающий расслабилась, пропала напряженность и острая, колющая настороженность во взгляде.
Ехали они долго. Катя даже умудрилась несколько раз проваливаться в небольшие сны, выныривая каждый раз с легким испугом.
– Михаил, куда вы меня везете? – она не выдержала в очередной раз.
– Мы почти приехали.
Брови Кати поползли кверху. Неужели ей ответили?
И тут же следом холодная волна прошлась по телу. А так ли хочет она узнать пункт своего назначения?
Спустя несколько минут Катя сделала для себя ещё одно открытие – машина, в которой её везли, оказалась с шумоизоляцией. Они остановились, Михаил привстал и открыл дверцу, которая послушно отъехала в сторону. На Катю сразу же обрушились не встречающиеся ранее в её жизни звуки. Но она их часто слышала по телевизору.
Рядом работал двигатель вертолета.
– Михаил, черт побери, если вы мне сейчас…
– Катя, не кипешуй. И прекрати, наконец, нервничать. Генерал не любит нервных баб.
Кате захотелось закричать, что ей плевать на то, что любит, а что не любит Генерал. Она хочет получить ответы на свои вопросы. Неужели так сложно дать ответы? Зачем нервировать её? Пугать молчаливостью?
Стиснув зубы, сжав ладони в кулаки, не замечая, как отросшие ноготки впиваются в нежную кожу ладоней, Катя вышла из машины, проигнорировав руку Михаила.
Девушку привезли в аэропорт. Она никогда ранее не летала и плохо представляла, как работает аэропорт, но чтобы сразу на взлетную полосу… Такое она видела только в фильмах.
Наступила глубокая ночь. Небо заволокло тучами, и промозглый ветер мгновенно добрался до кожи Кати. Та поежилась и обхватила плечи руками. То, что с ней происходило, ей очень сильно не нравилось.
Куда её собираются везти? Зачем…
Ни о каком паспортном контроле не могло идти речи. В области груди Кати разрасталось ядовитое облако протеста. Она никуда не хотела лететь! Что задумали люди, собравшиеся вокруг неё? Кто им дал право…
И тут же оборвала себя.
Она сама дала.
И не только право решать за нее.
Злость уже на себя хлестнула Катю по спине, разрывая кожу в лохмотья. Она даже спину выпрямила, словно от фантомной боли.
Ничего… Ничего… Коваль обещал ей определенность, и если для этого ей придется устроить конец света, она это сделает.
Было страшно и очень непривычно. Михаил проводил её к трапу и помог взобраться. Сам сел рядом.
– Пристегнись, – сказал он, но, заметив суетливость Кати, всё сделал сам.
Как только его руки коснулись талии Кати, девушка задержала дыхание. Она не моргая смотрела на эти руки. Большие, жилистые, с выступающими венами. Обычные руки, ничем не отличающиеся от сотни других, которые ранее, до аварии, разделившей её жизнь на два полиса, Катя видела в жизни, но никогда не обращала внимания. У всех есть руки.
Сейчас же они интуитивно воспринимались ей как угроза. Как инструмент, способный причинить ей боль. Смять, ворваться, сжать, растянуть. Умом она понимала: Михаил её не тронет. Не посмеет. У него четкая установка.
Наверное…
И вот это «наверное» выворачивало её внутренности наизнанку, вызывая тошноту и животный, с трудом контролируемый страх. Катя впервые столкнулась с проявлением новой в её жизни фобии.