Пришли.
Кто-то пришёл и поможет ей. Предотвратит насилие.
Странно. но у Кати не возникло чувства облегчения. Некий ступор.
Она медленно повернула голову в сторону двери и увидела ещё одного мужчину в полицейской форме. Тоже вроде бы капитан
— Деза, ты не вовремя.
— Конечно, мать твою. Шарапов бы тебе башку оторвал, тогда бы я был не вовремя.
Ты чё творишь, придурок?
— Заткнись.
Можно было ожидать, что капитан поднимется с корточек, оставит её в покое. Но нет — сильнее сжал колено, приглушенно зарычал. Как зверь.
— Чё заткнуться-то? Коваль уже в камере своей, давай. Её ждет.
Коваль?
По спине Кате точно разрядом тока прошлись.
Она вспомнила!
Вспомнила…
Глава 3
И снова коридор.
Серый, безликий.
На этот раз им не попался никто, ни единая душа. Ещё Катя обратила внимание. что её вели в крыло, где она не была. С другой стороны, она что, знала всё расположение полиции? Да и какая разница.
Предплечье болело, колено, за которое держался Потапов, неприятно ныло. Катя специально сосредоточилась на физиологических особенностях организма, чтобы ни в коем случае не думать о том, что ей предстоит.
Её ведут к Ковалю…С ума сойти.
Неужели вот так?… Запросто?. Сами представители закона? В голове не укладывалось, и привычный мир, вера в то, что добро всегда побеждает зло, что есть справедливость на этой грешной земле, что ты не одна, что защищена, что тебя просто так никто не обидит, таяла на глазах. Рассыпалась в прах. Развеялась.
Катя чувствовала горький привкус во рту. Не то крови, не то того самого пепла. Она прикусила щеку, чтобы не сорваться на крик, когда в кабинете слушала относительно спокойный разговор двух полицейских. Мужчин при погонах.
Призванных защищать и оберегать.
Вел её тот, кого Потапов называл странно — Деза. Мужчина славянской внешности. а имя странное. Катя снова думала не о том.
Так легче.
Они прошли до конца коридора. Остановились перед большой металлической дверью. Кстати, без окон. Даже без наблюдательного глазка. То есть человек. который находился за ней, не желал, чтобы за ним наблюдали. Никто. Ни единая душа. У Кати свело желудок.
— Лицом к стене, — короткий приказ, который Катя сразу же выполнила.
— Мля, вот у тебя задница, Тарасова, — прохрипел этот Деза и, не дав ей опомниться. коротко постучал.
Дверь открылась.
Изнутри.
Катя позабыла, как дышать. Может, она спит? Нет, правда? Она же не может находиться в тюрьме, в следственном изоляторе, или как он называется, она уже не помнила, запуталась. Не может, чтобы с ней обращались, как с шлюхой. Сначала один, потом второй. И вели к другому, к более влиятельному, сильному, как на заклание. Других слов не было.
А он… тот, что находился в специальной камере, в которую доступ даже операм не было. Стучат, ждут, когда откроет. Боятся.
Последнее Катя понимала на бессознательном уровне.
— Проходи.
Голос опера воспринимался сквозь пелену.
И входить в камеру не хотелось. Если шла к Потапову с сомнениями, с тревогами но тут ясно всё, как божий день.
Катя выдохнула и отошла от стены.
Переступила порог.
— Наручники с неё сними, — голос, ровный, холодный и между тем пропитанный насквозь металлом. Других ассоциаций у Кати не возникло.
Ей стало дурно от одного голоса. Так говорят люди, в чьих руках сосредоточена безграничная власть. Именно власть с большой буквы, и заключающаяся не просто в огромном денежном состоянии. Деньги лишь как дополнение.
Она не могла, не хотела смотреть на того, кто находился в камере.
Деза зашел ей за спину, грубо вздернул руки, заставив её поморщиться, и открыл замок. Катя с облегчением вздохнула и принялась растирать затекшие запястья.
Дверь плавно закрылась за ней.
Долго прятаться Катя не могла, да и смысл? Отметив машинально покраснения на запястьях, она подняла голову.
И сразу же вздрогнула.
Она не знала, что ожидала увидеть. Она имела представление о внешности мужчины, к которому её привели. Видела вживую час назад, а то и меньше.
И всё же оказалась совершенно не готовой.
Мужчина стоял к ней спиной, что подтвердило её предположение, что камера открывалась не вручную, как-то иначе. Из одежды на нем только темные спортивные штаны. Переоделся. Чтобы насиловать удобнее было… Руки расставлены по ширине плеч. На стене.
Первое, что бросилось в глаза Кати — кожаные браслеты на запястьях. Красивое украшение, идущее ему.
А вот дальше… Дальше Катю накрыло паникой.
Мужчина был огромным. Именно таким он казался ей с расстояния. Конечно. воспаленное сознание преувеличило восприятие, но факт оставался фактом. Не менее метра девяносто, с широкими плечами, бугрящимися мышцами. Его торс — нечто. Такой же широкий, мощный Словно перед ней не генерал, а бодибилдер.
Катя мысленно усмехнулась — не перевелись богатыри на Руси…
Плечи у опального генерала ей не обхватить точно. Мощная. даже можно сказать. «бычья» шея. Затылок с коротко стрижеными волосами.
Девичий взгляд скользнул ниже торса. Накаченные ягодицы. Катя некоторое время назад смотрела ролики из тренажерных залов. Так выглядели ягодицы мужчин. приседающих с большими весами.
Господи, о чем она думает…
Её мозг постоянно сублимировал. Не желал признавать действительность, подкидывал ей одну мысль нейтральнее, нелепее другой.
И всё же взгляд снова и снова возвращался к мужской спине. Если он такой бугай сзади, то что спереди?
И что в штанах?
Татуировка на левом плече. Разобрать, что именно изображено, не представлялось возможным, да и не ставилось цели.
Катя с силой сжала губы. Даже на расстоянии она чувствовала исходящую от Коваля тяжелую энергетику. Мужчина был в ярости. Он держался. Из последних сил.
Или… до её прихода?
Чтобы на ней ярость и выместить.
Ведь есть, наверное, такое. Когда мужчины идут к женщинам — к любовницам, к подругам, к продажным — чтобы оторваться по полной. Чтобы забыться. Чтобы ярость свою спустить.
Вот и с ней будут… спускать.
Большой и чертовски злой мужчина. Наделенный такой властью, которую она даже представить не могла.
Катино внимание полностью сосредоточилось на нем, словно выстроила мысленно коридор, огораживающий её от всего внешнего.
— Проходи.
Снова голос, от которого мурашки по всему телу, по ногам и коленям в том числе.
Он видит со спины? Или у него до такой степени обострены чувства. что он распознает человека на расстоянии?
Катя не могла сдвинуться с места.
— Проходи, я сказал.
Господи, сколько вот это «я сказал» она слышала за последнюю неделю? Даже не конкретно эти два слова, а интонация. Постоянные приказы. указы. Её ещё не осудили, а с ней обращаются хуже некуда.
— Зачем? — тихо, почти не размыкая губ, спросила Катя — Вы тоже желаете знать мокрые ли у меня после стирки трусики? Так посмотрите!
Катя нагнулась, и быстро переступая ногами, стянула трясущимися руками трусики.
А потом, повинуясь только инстинктам, среди которых не было самосохранения. кинула трусики в спину генерала.
Коваль обернулся.
Сделал два шага, нагнулся и поднял простые дешевые трусики.
— Не влажные, — сказал, усмехнувшись и накрутил их себе на ладонь, как трофей.
Не спеша и не сводя взгляда с девушки.
Его боялись. Руслан уже привык к людскому страху. Ему иногда даже становилось смешно — вроде бы не зверствует. а разговоры-то разговоры. Они все играли ему на руку. Пусть говорят, кто же запрещает? Некоторые, правда, пресекал. Навсегда.
Лишнего всё же иногда болтать не стоило. Одно дело в кулуарах, и другое — выдавать информацию, которую и знать-то не положено. Узнал? Забудь. Тогда. возможно, тебе повезет, и про тебя тоже забудут.
Отчасти поэтому Рус давно перестал обращать внимание на людской страх. Он с ним свыкся. После войны — тем более. Воздух пропитан страхом, им дышишь, он проникает даже в пищу, что тебе подают, и которую ты делишь с теми, кого называешь братьями.