Выбрать главу

— Обижаете! Я — теоретик.

— С чего вы взяли, что обижаю. У вас такая специфика работы. Не только ведь в КГБ психотропные средства применяют. Военные, политические и экономические интересы государства выше прав человека, не так ли?

— Вы ерничаете?

— Ни в коем случае! Мне кажется, я высказал аксиому. Другое дело, что внутренняя убежденность в том, что это неправильно, могла помимо моей воли окрасить голос не теми тонами, которые вы хотели бы услышать.

— Ловко это вы завернули, Александр Борисович, только предубежденность ваша по отношению к разведке чувствуется. Наверное, к вашим собственным впечатлениям прежних лет прибавились впечатления от книг Игоря Кулагина. Ему хорошо изобличать теперь, когда разоблачители в очереди стоят, чтоб в обойму попасть!

— Вы его осуждаете?

— Естественно! Судите сами: когда творилось то, о чем он пишет, где был сам генерал Кулагин? Участвовал во всех делах или, в лучшем случае, молча стоял рядом. Красивая позиция? Во-вторых, как бы вы и ваш товарищ из МУРа отнеслись к своему товарищу по службе, который вдруг начал бы на каждом углу рассказывать о секретных аспектах вашей работы: о системе агентурной сети, методике допроса и прочей кухне, не предназначенной для всеобщего обозрения.

— Вот тут я с вами согласен, — мрачно кивнул Андриевскому Слава.

— Видите! — с победным видом повернулся ко мне Юрий.

— Вижу, — ответил я. — И со многим согласен. А спорю так, из-за характера.

Мы медленно ехали по нужной нам улице, Андриевский всматривался в стены домов, проплывающих мимо, искал нужный номер.

— Кажется, здесь.

Мы вышли из машины втроем, вошли в темный голый дворик. Однако с первого захода в нужную квартиру не попали. Во дворе уходили в глубь жилого массива еще несколько пятиэтажек, помеченных, по-видимому, только на почтальонских картах (если такие у них имеются) литерами А, Б и В.

И вот мы на четвертом этаже у дверей под номером четырнадцать. Слава Грязнов нажимает кнопку звонка. За тонкой дверью слышится переливчатый сигнал.

В двери глазка нет, но никто не спрашивает у пришедших, кто они и зачем, никто не открывает дверей не глядя, как поступают люди бесшабашные, а проституток можно, наверное, отнести к людям рисковым.

— Как вы сказали: она комнату снимает? — спросил Слава у Андриевского.

Тот немного помедлил, припоминая:

— Кажется, так. Она назвала адрес и сказала: я тут комнату снимаю.

— Тогда не складывается…

— Почему? — спросил я.

— Саша, расположение квартир в доме таково: слева на площадке — трехкомнатные, следом — однокомнатные, потом — две двухкомнатные. Четырнадцатая — однокомнатная. Здесь можно снимать только кухню, чулан или балкончик, если имеется.

— Она не могла вас обмануть? — спрашиваю я.

— Могла, почему нет. Я не Ален Делон.

— Хороши мы будем возле этой двери, если она нас надула! — хмыкнул Слава.

Андриевский постучал кулаком в дверь, крикнул:

— Катя! Открой! Это Юра!..

Я услышал или, может, мне показалось, как за дверями соседей началось какое-то шебуршанье — соседи прильнули к дверным глазкам и замочным скважинам: опять что-то происходит в их затхлом, пропахшем мочой и кухней подъезде.

— Идиотская ситуация, — вздохнул Андриевский.

— Пока еще нет, — откликнулся Слава. — Вот когда замок ломанем, а за дверями божий одуванчик с вязаньем в руках окажется — вот тогда да, будем идиотами выглядеть. Помолчите-ка минутку!

Слава прильнул ухом к двери, послушал.

— Кто бы там ни жил, сей человек занят водными процедурами, вода в ванной комнате шумит характерно.

— Почему не открывают тогда? — недоумевал Андриевский. — Мы же звоним, стучим как…

— Про идиотов больше не надо! — быстро перебил его Грязнов. — Возможно, человек моется не один.

— Ну так что делать будем? — хмуро спрашиваю я.

— Вот вы, Александр Борисович, зарисовываетесь здесь явно нелепо. Солидный человек, работник, можно сказать, почти правительственных структур, а стоите с портфельчиком у дверей проститутки с аэропорта! — балагурил, чтобы не материться, Грязнов. — Были бы тут какие-нибудь репортеры из «Таймс» — вот вам и пожалуйста, клубничная сенсация!

Добродушно ворчу в ответ:

— Моли Бога, чтоб это ее дверь была! Скандал — это тоже популярность. А вот если мы не найдем никого и ничего, то на рынке шинелишки свои будем продавать, чтоб на хлеб сотенок насшибать!