— Спасибо.
Останавливаемся на лестничной площадке. Двое оперативников контролируют два лестничных пролета и заодно двери соседних с двенадцатой квартир. Один из парней майора Пронько нажимает кнопку звонка.
Дверной глазок на секунду темнеет — кто-то смотрит в окуляр. За дверью приглушенная возня и — молчание.
Оперативник снова требовательно звонит и для верности стучит тяжелым кулаком по гулкой, обитой двери.
После минутной тишины с той стороны дверей доносится недовольный преувеличенно сонный голос:
— Чего надо? Головой постучи!..
— Откройте, угрозыск!
— А че вам надо, угрозыск?
— Проверить поступивший на вашу квартиру сигнал. Немедленно откройте!
— Ты закон о неприкосновенности жилища читал, розыск? Санкцию принес от прокурора?
Я протолкался к двери, поднес к линзе глазка свое раскрытое удостоверение:
— Следователь Прокуратуры России Турецкий. Попрошу открыть работникам милиции!
За дверью опять возня. И вдруг раздается преувеличенно громкий, разухабистый, «пьяный» голос Славы Грязнова:
— Да чего вы ссыте, мужики?! Нехай засунут сюда свои носяры. У моего дурачка-извращенца дип… дип-ло-мати-ческая… о! Неприкосновенность!..
Глухой звук, с каким крепкое тело помимо своей воли ударяется о твердую поверхность, — и дверь распахивается. В прихожей нас встречают Слава и два служителя здешнего филиала фирмы «Эдельвейс». Причем один из служителей лежит на полу в бессознательном состоянии. А второй, увидев, как сразу протрезвевший Слава деловито присоединяется к розыскникам, сникает. Совсем ему становится нехорошо, когда из комнаты выходит Гена, совершенно одетый, и выводит перед собой перепуганного мальчишку лет девяти, с темными курчавыми волосенками и шоколадным цветом кожи. Он испуганно косится красивыми выпуклыми глазами на хозяина и старается держаться поближе к Геннадию.
Две другие комнаты закрыты изнутри на засовы.
Озоруя, Слава стучит в одну и в другую дверь, громко предупреждает:
— Оденьтеся и отопритеся, граждане отдыхающие! Проведем перекличку и проверку паспортного режима!
Потом подходит ко мне и рассказывает:
— Хорошее место! Был бы моложе, пошел бы. Девушка стоит шестьдесят баксов в час, а за Максимку этого, — он кивком указывает на мальчишку, — за мальчишку Гена им двести зеленых в час должен был отдать.
Нехотя, будто со скрипом, открываются двери комнат, выходят сначала наспех одетые барышни, с вызовом и без особого смущения поглядывающие на милиционеров. Следом за ними два молодых человека выползли, волоча ноги и сильно щурясь, то ли от яркого света, то ли от стыда. Оба в костюмах и при галстуках, но один впопыхах повязал свой аксессуар задом наперед — нижней, узкой половиной галстука наружу.
Двое понятых, средних лет работяга и его жена, во все глаза смотрят на происходящее. Причем глава семьи перед сном, видно, хорошо принял. И теперь, частично пребывая в алкогольной нирване, кроет всех этих б…, п…, с… и т. д. во весь свой луженный в горячем цеху голос. Один из офицеров, тот, что к ним поближе, борясь с приступами смеха, пытается его урезонить.
Слава Грязнов сразу берет в оборот одного из пастырей спальных девочек, а я подхожу к проституткам.
У Славы и у меня фотографии Мещеряковой.
— Как вас зовут? — спрашиваю у девушек.
— Вам зачем? — опасливо интересуется одна.
— Малышка! — рявкает ей Слава. — Этот прокурор может отправить тебя в такую светлую морозную даль, что у тебя навсегда отмерзнут твои рабочие органы! Колись, зараза, быстрей, может, он тебя и простит! Это «важняк»!
Девочки Толстого, может, и не читали, но феню слышали.
— А что такое? Что случилось? — зачирикали испуганно путанки-массажистки. — Что вы хотели узнать?
— Так-то лучше. Имена скажите, чтоб я мог разговаривать с вами по-человечески.
— Оля.
— Света.
— Так вот, Оля и Света, посмотрите на эту фотографию и скажите все, что знаете об этой женщине.
Фотография, конечно, была из тех, что не предназначены для людей слабонервных.
— Ой, блин, что это с ней? — воскликнула Оля.
— Ты ее знаешь?
— Ну да! Катька Мещерякова! Она что, мертвая?
— Мертвее не бывает. Откуда ты ее знаешь? Работали вместе?
Ольга, прежде чем ответить, покосилась на охранника притона. Тот, понурившись, что-то негромко рассказывал Грязнову и на девушку даже не взглянул, хотя она таращилась на него изо всех сил, пытаясь заставить его оглянуться. Тогда Ольга решила, видно, что не будет большой беды сказать правду о человеке уже неживом.