Мари слабо улыбнулась.
— Всё в порядке. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы с отцом.
Она побрела домой, но через пару шагов снова услышала Курта. Он окликнул ее по имени. Мари обернулась.
— Я рад, что твой плащ всё еще красный, — сказал он. — Так я смогу найти тебя, когда ты снова потеряешься в лесу.
Его взгляд был печален, как и его улыбка. Всю дорогу до дома Мари чувствовала его взгляд на своей спине. Придя домой, она сложила связку веток у огня, чтобы они могли просохнуть, и заснула до самого вечера. Ее разбудил голос Варина.
— Мари! Это что такое?
Она попыталась смахнуть сон и поплелась к двери. Отец держал в руках мертвого кролика и тугую связку бревен, завернутых в бурую ткань.
— Где ты это взяла? — грозно спросил отец.
— Я… — ошеломленно пробормотала Мари. — Не знаю. Этого не было, когда я выходила в последний раз.
Она уже обо всём догадалась и силилась сдержать улыбку, которая была готова расползтись по ее лицу. А вот Варину было не весело.
— Тут охотиться нельзя! — потряс он кроликом перед ней. — Ты собираешься меня подставить?
— Это скорее всего от Курта, — поспешила объясниться Мари. — Его семье можно охотиться, помнишь?
Варин впился в нее долгим взглядом, но потом вручил ей маленькую тушку.
— Ладно, приготовь его, он всё равно уже мертв, — он проследовал внутрь и начал стягивать грязные сапоги. — В таверне давно подают протухшее мясо, меня блевать от него тянет.
Мари сжала губы так сильно, что они побелели. Он что, ел мясо всё это время? И даже не подумал принести ей? Сама она не видела дичи с самого начала зимы. Но как бы ей не хотелось поругаться с отцом, сил на это не было.
Суп, который Мари приготовила в тот вечер, показался ей самым вкусным в ее жизни.
С того дня она каждый день находила у порога то кролика, то какую-нибудь птицу, а еще сухую связку дров. Мари крепла день ото дня, наконец позволяя себе наесться, и когда пришла весна, она уже была так же здорова, как и раньше.
В их новую встречу Курт ничего не сказал про еду и дрова, но в его глазах искрилась радость, пока он наблюдал, как Мари уверенно шагает к нему.
Она была бесконечно благодарна ему за то, что он для нее сделал, но ее переполняла решимость не дать подобному повториться. Нельзя больше ни от кого зависеть хотя бы в плане еды.
Как только земля оттаяла, Мари умоляла Курта научить ее садоводству в месте без солнца. Она помнила, что у целительницы, которая убила ее мать, был сад, хоть и напоминавший кладбище растений. К тому же, из того странного дня рядом с домом Курта она запомнила не только волков.
— У твоей мамы чудесный сад! Может, она могла бы меня…
— Точно нет!
Это прозвучало так резко, что она вздрогнула.
— Ты туда не пойдешь.
— Но как мне еще научиться? — заскулила Мари.
Они сидели у водопада впервые с тех пор, как растаял снег. Мари, конечно, понимала, что Курт пытается защитить ее, но ей отчаянно хотелось уметь больше, раз уж она застряла в этом городе.
В итоге Курт пообещал, что научит ее всему, что знал сам.
— Ты умеешь работать в саду? — Мари недоверчиво подняла бровь.
Курт казался слишком беспокойным для того, кто мог хоть что-нибудь вырастить. А еще она помнила, что все мальчики, с которыми она была знакома, считали работу в саду исключительно женским делом. Поливка и прополка ущемляли их гордость.
— Когда я был маленьким и не слушался родителей, — пояснил Курт, — меня наказывали работой в саду.
— И до сих пор наказывают?
Мари не могла сдержать озорной улыбки. Она представила Курта стоящим над грядками, и эта картина показалась ей необычайно забавной.
— Теперь я стараюсь не попадаться, — подмигнул он.
Верный своему слову, в следующий раз Курт принес с собой ассортимент ростков и семян и объяснил, как всё это закапывать и поливать, чтобы осенью можно было собрать урожай.
Мари добросовестно трудилась всё лето и теперь, на исходе теплых дней, она по праву гордилась собой, жалея лишь об одном — Курт не мог всё это увидеть.
— Мари!
Голос отца прервал ее размышления о саде и Курте.
— Ты сегодня рано, — ответила она, вытирая руки о фартук.
Обычно Варин из кузницы направлялся прямиком в таверну, а не домой.
— Нам нужно купить тебе ленту! — сказал он.
Она непонимающе моргнула.
— Ленту?
— Именно! На праздник. Ты ведь уже достаточно взрослая, чтобы танцевать!
Мари невольно улыбнулась. Варин до сих пор чувствовал свою вину за то, что в прошлом году пропустил ее день рождения. Зимы для него как будто бы и не было, и сейчас он снова пробовал стать примерным отцом.
Он часто заставлял ее выбираться в Валд вместе с ним, убежденный, что ее нежелание общаться с горожанами — не более, чем застенчивость. Он заговаривал с каждым, кого встречал, и заставлял их знакомиться с Мари под его суровым взглядом. После этого Варин выглядел довольным, уверенный, что нашел дочери нового друга.
У Мари не хватало духу его переубедить. От чего-то ее сердце сжималось в эти моменты.
— Спасибо, но не думаю, что мне пригодится лента, — сказала Мари, собирая садовый инвентарь. — Сомневаюсь, что кто-то из мальчиков захочет со мной танцевать.
— Ерунда, — отмахнулся Варин. — Ты уже такая же красива, как твоя мать.
— Они со мной даже не разговаривают.
— Они просто стесняются! Ты ведь не даешь им шанса.
Варин последовал за дочерью в дом. Она положила инвентарь, вымыла руки и начала нарезать хлеб к ужину.
— Что ты имеешь в виду? — уточнила Мари.
— Ты всё свое время проводишь в лесу с этим мальчишкой. Ему будет полезно узнать, что у него появился конкурент.
По щекам Мари пополз румянец.
— Курт просто друг.
Произнеся эти слова вслух, она поняла, насколько они абсурдны. Просто друг вряд ли бы стал кормить ее всю зиму. Да и в целом «друг» — не совсем подходящее слово, чтобы объяснить, кем Курт стал для Мари. Но если не друг, то кто он?
— Дочь, — Варин мягко взял нож из руки Мари. Его глаза переполняла вина. — Пойдем сюда.
Он подвел ее к деревянному сундуку в углу и опустился на колени рядом с ним, доставая из кармана маленький медный ключ. У Мари перехватило дыхание. Это сундук матери. Они не прикасались к нему с самой ее смерти.
— Твои платья скоро снова станут коротки, — сказал Варин.
Он вытащил из сундука сверток ткани и нежно его погладил.
— Кажется, ты уже достаточно высокая, чтобы носить мамины платья.
Мари не двигалась. Гнев и боль смешались в ее груди, и она не смогла бы произнести ни слова, даже если бы сильно захотела. Отец не видел, что она умирала от голода, но умудрился заметить ее рост. Как всё это может сочетаться в одном человеке?
Варин вряд ли увидел эмоции, бушевавшие в дочери. Он не поднял на нее глаза, а лишь продолжал ласкать у себя на коленях платье покойной жены, будто новорожденного младенца.
— Я знаю, Мари, что выпиваю больше, чем должен. Когда я увидел, что твое платье становится коротким, то понял, что у меня сейчас недостаточно денег, чтобы купить тебе новое. И это… Это навело меня на мысль…
Его голос дрогнул. Варину потребовался глубокий вдох, чтобы снова заговорить.
— Я представил, что бы сказала Амалия, если бы видела меня сейчас.
Он, наконец, поднял на Мари глаза, покрасневшие от скопившихся слез.
— По правде говоря, я паршивый отец. Я просто… просто не знаю, как жить без нее. Но я стараюсь, Мари. Это большее из всего, что я могу сделать.
Мари пребывала в шоке. Она не слышала от отца так много слов с тех пор, как они приехали в лес.
— В ту ночь, когда ты сбежала, — продолжил Варин, — когда мы потеряли ее… Я почти был готов закончить всё это. Невыносимо знать, что я позволил ей умереть, хотя ты пыталась меня предупредить. Я был близок к тому, чтобы сдаться. Потом этот охотник привел тебя обратно, и мне пришлось идти дальше. Но я не могу. Не без посторонней помощи.