Когда я наконец-то провалилась в полное беспамятство — тоже не помню. Просто не заметила, в какой из моментов я наконец-то перешла из мира яви в глубокий сон, который, к слову, также не собирался щадить моё сознание не менее будоражащими образами с шокирующими там действиями. Слава богу, хотя бы, что большинство таких снов длятся куда быстрее жёсткой действительности, а иногда и вовсе пролетают перед глазами едва не за считанные секунды. Правда, когда после них просыпаешься, меньше всего ждёшь, что недавно пережитый кошмар всё-таки окажется реальностью, и, вместо привычной тебе спальни на втором этаже родительского дома, ты видишь совершенно незнакомую тебе комнату. Хотя сама постель изначально скрадёт своей мягкостью и приятным на ощущение нежным бельём хоть какие-то намёки на истинное положение вещей с событиями последних дней.
Вот только продлиться данная нега естественного пробуждения совсем недолго. Поскольку я почувствую, что что-то не то едва не сразу. Да и память вернётся ко мне со скоростью оглушительного выстрела в упор, заставив тут же распахнуть глаза и интуитивно подскочить с пригретого мной до этого места. После чего я, само собой, начну испуганно оборачиваться по сторонам, оглядывая немаленькое пространство абсолютно чужой и незнакомой спальни.
Немаленькое — это даже слабо сказано. Правда, раза в три поменьше той гостиной, где меня обрабатывал не так давно Рейнальд Стаффорд, но от этого совсем немаленькой лично для меня. Про мебель, наверное, и говорить не нужно. Я такую раньше даже в магазинных каталогах не встречала, как и таких ворсовых ковров на полу, и серо-голубых шпалер на стенах с атласным отливом и рельефным рисунком из классических орнаментов. Всё остальное было выдержано в светлых оттенках, которые при дневном освещении, казалось, сами светились и делали комнату ещё светлее, даже если за окном не было солнца. Я и сейчас не сумела определить, в какой именно части дня я только что проснулась, и сколько уже было времени на часах. Так как белокипенные складки полупрозрачных и многослойных гардин на окнах пока ещё скрывали от меня, как и сам город, так и находящийся за этими стенами внешний мир. К тому же я так и не успела при беглом осмотре окружающей меня комнаты заметить хоть где-нибудь и какие-нибудь часы.
Я даже не сразу рискнула встать с огромной двуспальной кровати со множеством подушек и пышным (правда, очень лёгким) одеялом, где кроме меня одной больше никого не оказалось. И, судя по второй её половине и не тронутым там подушкам, я и проспала на ней неизвестное мне время совершенно одна. Причём совершенно голая. Хотя, и увидела на длинной прикроватной банкетке кем-то заранее выложенный на мягком сиденье домашний халат нежно голубого цвета. Остальные визуальные поиски моих вещей, мне ничего не дали. Как, впрочем, и моя собственная память, сколько бы я не пыталась её напрягать, надеясь тщетно вспомнить, когда и как я сюда попала.
Всё, что мне оставалось — это попробовать встать с кровати и самой провести нужное мне расследование. Правда, я и этого не успела сделать, рискнув, наконец-то пошевелить всеми частями тела, после чего сразу же поморщилась и даже зашипела сквозь зубы от боли. От былой сонливой неги вообще не осталось ни единого намёка, как и ложного чувства прилива сил после долгого сна. Меня подрубило моментально, словно во всём теле и в каждой мышце по отдельности взорвалась внутренняя бомбочка с подрезающей почти убийственной слабостью и болезненной ломотой. Даже в голову ударило, из-за чего мне пришлось скривиться, застонать и даже ненадолго зажмуриться. Ещё и ужасная сухость во рту добавила к данным ощущениям весьма существенную ложку дёгтя. По ходу, я эту ложку недавно проглотила и теперь переживала все связанные с этим последствия. Разве что кроме одного.
Ломающая боль в мышцах и дискомфортная резь в интимных местах (и особенно во влагалище) были следствием совершенного иного вмешательства. Чьего конкретного — тут мне даже и памяти не пришлось напрягать. Кажется, у меня болели, ко всему прочему, и челюсть, и горло, но, видимо от того, что я слишком долго и часто вчера ночью стонала, кричала и почти совсем не закрывала и не расслабляла рта. Да и сам Стаффорд частенько держал меня своей внушительной лапищей за шею, как и накручивал на кулак мои волосы. Не удивительно, что скальп у меня тоже теперь ныл и побаливал, словно меня и вправду тягали за корни достаточно долго и далеко не слабо.