— А кто сказал, что я собираюсь с тобой разговаривать.
Я окончательно охренела, наблюдая за тем, как мужчина идёт в сторону окон и одного из мягких уголков гостиной, освобождая по дороге карманы своего пиджака от вещей первой необходимости, перед тем как сложить их на ближайшем журнальном или ламповом столике.
— Подойди сюда.
— З-зачем?
— Я тебе ещё должен объяснять зачем? — наконец-то он соизволил обернуться и даже на меня посмотреть. — Подойди, я сказал!
Естественно, мне пришлось подчиниться и приблизиться к нему, подобно загипнотизированному удавом кролику. При этом ощущая, как трясутся все поджилки, а под кожей в натянутых нервах будто буквально циркулирует разряд переменного тока.
— Ближе, девочка. Ещё ближе.
Вот теперь он точно надо мной издевался, стоя рядом с выходом на внешнюю террасу за спинкой секционного дивана и без какого-либо напряжения наблюдая за всеми моими нерешительными шагами.
— Ты плохо понимаешь английский? Я. Сказал. Ближе!
Я замерла перед ним где-то в двух ярдах, так и не решаясь выполнить до конца его приказ. После чего всё же заставила себя сделать к нему ещё один полушаг, потом ещё… Пока не вскрикнула от неожиданности и испуга, как только он резко поднял руку, и, будто выверенным змеиным броском, схватил меня за горло своей смертельно опасной ладонью.
Кажется, перед моими глазами пронеслась и вся комната, и часть панорамных окон с головокружительным видом на вечерний город. Но всё это длилось всего ничего, какие-то доли секунды, перед тем как я снова увидела прекрасный лик склонённого надо мной Дьявола и его прожигающие насквозь глаза. Я даже не сразу сообразила, что меня припечатали спиной и затылком к угловому блоку возле дверей на террасу. Поняла это, когда попыталась пошевелиться, но у меня ничего не вышло.
— Надеюсь, данное место тебя уже устроит?
Глава 21
Всего на несколько мгновений мне показалось, будто я действительно смотрю в лицо и глаза сущего Дьявола. И лишь через одну долю секунды он поглотит меня или высосет всю душу со здравым рассудком. А я даже не успею этого осознать, как и опомниться.
— Если ты и вправду полагала, что я не возьму своего, то мне придётся тебя сейчас сильно в этом огорчить.
Его хриплый шёпот, чем-то похожий на звериное рычание, прошёлся не только по моим раскрывшимся от изумления и испуга губам, но и процарапал по сознанию и нервам своей звучной вибрацией, достигшей даже самых глубоких недр моего оцепеневшего тела. Будто разрядом тока, от которого хочешь, не хочешь, но вздрогнешь. Правда, всё равно не успеешь осознать происходящего. Особенно в тот момент, когда сильные мужские руки крутанут меня на месте, уводя куда-то в сторону, перехватывая за запястья и распиная буквально по огромному стеклу плотно закрытых дверей.
Я только и успею, как испуганно всхлипнуть, интуитивно вжимаясь ладонями в холодную поверхность стеклянного экрана и боясь не просто пошевелиться, а хотя бы обернуться и что-то сказать стоявшему за моей спиной Стаффорду. Хотя бы взмолиться и попросить остановиться. Но у меня пропадает дар речи вместе с чувством самосохранения. А треск разрываемой на мне одежды и вовсе парализует своей шокирующей, ещё и осязаемой кожей «мелодией», будто мгновеннодействующим ядом. И, нет, меня не оголяют полностью. Просто рвут ткань дорогостоящей блузки и юбки там, где Рейнальд считает для себя нужным — на груди и ягодицах. И делает это весьма профессионально, пугая меня с каждым новым и беспощадным рывком всё сильнее и сильнее.
— Я собирался было дать тебе ещё пару дней на восстановление, но… думаю, в свете нынешних событий, это было бы явным перебором. — и снова хриплое «рычание» ликующего зверя обжигает и вспарывает мой рассудок, подобно рукам, которые расправляются с моим лифчиком, чтобы уже через пару секунд снова оплести моё горло одной большой ладонью, а другой сжать полушарие левой груди. Заставляя немощно втягивать ртом прохладный воздух и дуреть… От чужого голоса. От чужих грубых ласк. И от вжимающегося в мою спину чужого тела. Мощного, твёрдого и будто накачанного животной похотью, которая теперь проникала и в меня при каждом его бесстыжем трении о мои голые ягодицы и раздвинутые бёдра.
— Учитывая, как ты кончала при дефлорации, думаю, лёгкая боль едва ли помешает тебе сделать это и сейчас.
Если бы он просто это говорил, как говорил в машине, на безопасном расстоянии. Но нет же. Сейчас всё было иначе. Сейчас он прижимался щекой к моей щеке и уху, и его треклятый дьявольский баритон проникал мне под кожу и череп с каждым его чёртовым словом, пока его жадная ладонь шарила по моему телу. Без щадящей нежности сжимала мои груди, пальцами сдавливала соски, заставляя меня то и дело всхлипывать или шипеть сквозь зубы от боли. От невыносимо сладкой боли, чьи шокирующие острые иглы впивались в мои эрогенные зоны, доставая даже онемевшую и надрывно пульсирующую киску, воспалившуюся всего за несколько секунд до такой степени, что я уже не понимала, что со мной вообще происходит. То ли я уже кончаю, то ли просто так сильно перевозбудилась, из-за чего уже находилась на грани. Готовясь кончить от любого неосторожного движения или действия Стаффорда.