Эмин зол. Вне себя от ярости.
— Ты у меня на крючке, Эмин. Как бы ты ни старался скрыть двойную игру, я тебя раскусил.
Я вжимаюсь в шкаф, стараясь меньше дышать. Кое-где просачивался свет из комнаты. И в один миг темная фигура его перекрыла.
Дверца шкафа тотчас же отъехала.
На меня смотрел настоящий бандит. Неприятный. Скользкий. С ухмылкой. Как те отморозки, что ворвались в наш дом.
Я вскрикнула. Запястье обожгло болью — так резко меня вытащили наружу.
— Тебе не жить, урод, — процедил Эмин, моментально перехватывая меня из чужих рук.
Я оказалась прижатой к груди Эмина. Сильно-сильно. И больно до хруста костей.
Зато я услышала его сердце — оно стучало так громко и быстро, что я не успевала считать удары.
Чувствуя на себе взгляд незнакомца, я прижимаюсь к Эмину. Неосознанно, безропотно, добровольно. С ним было опасно, но без него еще опаснее.
— Тихо, Диана, — его настойчивый шепот коснулся моего виска, — гость уйдет.
Его большая ладонь тотчас же накрыла мою голову, когда чужак, вломившийся в квартиру, подошел ближе. Я открыла глаза. Он рассматривал меня как диковинку.
— Вылитая мать, — гость присвистнул, — Шах, ты на глаза ее повелся? Как и твой…
— Как и мой Анархист, — почти утробно.
Эмин сжал меня еще крепче. Я почти забываю о том, что для жизни нужен кислород.
— Как скажешь. Пусть будет Анархистом, — смеется гость, — так, малышка совсем ничего не знает?
Шершавая чужая рука касается моей щеки. Я распахиваю глаза. В нос ударил запах пота.
— Еще раз коснешься ее, — обещает Эмин, — и я твои пальцы отрежу.
Чужак смеется. Но руку тут же убирает.
— Чего. Тебе. Надо?!
Чего именно я не знаю? И почему Эмин так кричит?
— Шах, ты знаешь, что я прогорел. Но у меня есть ребята, которые верят в меня. Если я не выйду из этой квартиры, они дойдут до Анархиста и поведают ему, что ты прячешь у себя недо труп.
Так меня еще не называли. Недо труп…
Куда только катится моя жизнь?
— Чего надо? Денег? — Эмин расслабляется, — бери и вали.
— Шах, я же говорю, что я прогорел. Снова. Ну, не заложено во мне генетики для бизнеса. Нет хватки жирной, как у тебя. Дай мне готовый бизнес. Свой.
Эмин тяжело дышит. На его лбу появилась испарина. Вена шпарила ощутимо. Эмин Шах, кто же ты? Как только судьба свела нас с тобой?
— Ты не думай. Предложение зачет. Невелика цена за ее жизнь, как считаешь? Анархист узнает и не пожалеет даже тебя.
— Ты и с моим бизнесом прогоришь. Бери деньги, пока даю, — угрожает Эмин.
Эмин нервничает. Бизнес — это не деньги дать. Это намного больше.
— Миллион через год останется миллионом.
— С учетом инфляции еще меньше, — парирует Эмин.
— Говорю же: ты толковый мужик, Эмин! А в бизнесе другие деньги крутятся. Да и не умею я деньги делать. Я их только тратить умею. Все готовенькое хочу. Там у тебя миллионы зелени на блюдечке с золотой каемочкой. Я все не прошу, Эмин. Делись.
Только сейчас ощущаю еще чье-то присутствие. Они стоят на пороге в комнате. Пришли за долей.
Нас не тронут — я чувствую, что Эмин за это спокоен. Опаснее всего был Анархист. Мы от него зависели.
— Ну что, нужна тебе ее дочурка целой? Не зря же я неделю твою хату караулил. Заработал себе на долю, Эмин?
Эмин молчал.
— Я слышал, Анархист тело нагулянной дочери хочет найти. А ты правда ее изнасиловал? По СМИ кричат о жестокой расправе над девочкой…
— Заткнись. Кусок твой.
Эмин сдается. Но меня прижимает крепче.
— Понял. Оставляю вас. Ты свое слово сдержишь, Эмин. Я верю.
Они уходят. Заработали свое за неделю ожидания. Знали, что Эмин меня привезет из Сибири.
Эмин звенит от ярости. Его руки, которыми он меня сжимал, трясутся.
Чувствую его губы на своем виске. И слова, врезающиеся в память раскаленным металлом:
— Никому не отдам. Поняла?
Не отдашь, так сбегу.
Ни за что в жизни я не хочу так сильно бояться за свою жизнь. Маму найду и никогда в твоей жизни не появлюсь.
— Умирать буду, все равно моей будешь. До последнего вздоха.
Я качаю головой. Нет, не буду.
— Будешь, — обещает он.
Я до сих пор слышу его сердце. Так громко и отчаянно оно бьется. Оно сейчас выпрыгнет из его груди. Но почему? Едва ли он испугался тех, с кем говорил наравне.
Я поднимаю взгляд. На его лбу испарина. Эмин выглядел неважно.