— Она жива.
— То есть не в порядке? — сглатываю ком в горле.
Я должна быть благодарна Эмину за спасенную жизнь, но что будет дальше? Пощечины будут продолжаться? А его двусмысленные намеки и взгляды — к чему они приведут?
— Я все поняла, Эмин.
— Что же ты поняла, моя девочка?
Он скидывает с себя бежевое пальто и вешает его в шкаф. Странно: ему бы больше подошло черное. В цвет его агрессивной натуры.
— Из-за меня ты ввязался в войну с Анархистом. Ты спас мне жизнь, и теперь я должна помочь тебе. Давай мы вместе подумаем, как посадить его в тюрьму и отвязаться от его многолетних оков?
— Весь день готовила речь?
Эмин следует на кухню. Я за ним.
Я сняла свои вещи, в которых уезжала из Сибири, только не выкинула их, а спрятала. Переоделась в домашнее — здесь вся одежда была по моим размерам. Это казалось мне странным.
— Ты ела?
— Нет, я долго думала над тем, как…
— Почему ты не ела?
Эмин недовольно хмурится. И без стеснения перебивает меня.
Я начинаю злиться. Он тоже. Ни к чему хорошему это не приведет.
— Послушай, но я же не собачка, чтобы есть по расписанию…
Я пытаюсь взять себя в руки.
Пристально посмотрев на меня, Эмин распахивает холодильник. Греет еду, которую заказал еще в день нашего прибытия.
— Давай вместе придумаем, как посадить его в тюрьму. Такие люди, как он, не должны гулять на свободе!
— Диана, не зли меня.
— Он похитил мою маму. А теперь ищет меня. Ты считаешь меня маленькой девочкой, но это далеко не так…
— То есть ты вполне готова к сексуальным отношениям?
Я замолкаю. Духовка начинает работать, и тогда Эмин приближается ко мне.
— Ты не поцеловала меня, когда я пришел.
Вытягиваюсь по струнке, вжимаясь в подоконник. Он подходит близко-близко. Наклоняется, чтобы увидеть мои глаза. Его тяжелое дыхание опаляет меня.
— Эмин…
— Мне так нравится, когда ты шепчешь мое имя. Хрипло так. С надрывом.
Его большой палец касается моей щеки. Нежно. Слишком нежно — до боли.
Он спускается к губам. Оттягивает нижнюю, заставляя меня приоткрыть рот.
— Моя девочка очень красивая. Весь день я думал только о тебе. Но я вижу, что ты плакала. Почему?
— Ты запер меня.
— Ради твоей безопасности.
Эмин не прекращает трогать меня. Его пальцы медленно спускаются к шее. От его жестов мое сердце начинает биться быстрее. Ладони потеют. Отчего-то становится жарко.
Я стараюсь не смотреть в его холодные глаза, опускаю взгляд ниже и упираюсь в бьющуюся жилку на его шее. Она у него очень толстая и большая.
— Я хочу навсегда спастись от Анархиста.
— Ты ему не нужна.
— Но ему нужна моя мама.
— Подумай лучше о себе, Диана.
— Что?..
Эмин целует. Резко захватывает меня руками, фиксируя шею. И губами овладевает.
Целует так, что дыхание спирает. И мои ладони вверх поднимаются — к его руке, что удерживает меня за шею.
- Эмин!
Голос получается хриплым от волнения. С надрывом. Как ему нравится.
А мне страшно от его жадных поцелуев. Внутри творится черт пойми что, и я совершенно не понимаю природу происходящего.
То жарко, то холодно.
То страшно, то… внизу разгорается пожар.
Со мной никогда такого не было.
Только разум не отключается, и я все пытаюсь вывернуться из его тисков.
Эмин хватает меня за бедра и поднимает своими сильными руками. Я вскрикиваю, а он сажает меня на подоконник. Резко, грубо. Раздвигая ноги и пристраиваясь между нами.
— Пожалуйста, Эмин! — уворачиваюсь от его жадных поцелуев.
— Я буду нежным. Доверься мне, Диана.
Его слова лживы. Он хрипит от возбуждения и больно сжимает попу. Хватает за бедра, притягивая меня к себе. Он не будет нежным. Присваивают себе не нежно, а насильно.
— Я не хочу, Эмин.
Втягиваю в себя воздух как сумасшедшая, когда его рука — горячая, сильная — проникает под кофту и накрывает мою грудь.
— Хочешь. Я чувствую, как сильно ты хочешь.
Барахтаюсь в его объятиях. Вцепляюсь в его руки, чтобы убрать их со своего тела, но все бесполезно.
Меня пугает реакция моего тела.
Но еще больше я боюсь становиться его женщиной. Мама говорила, что это та грань, за которой следует невозвратимое. Это есть принадлежность мужчине, которому ты отдалась.
Мама знает толк в одержимости.
Духовка звонко щелкает. Блюдо готово. Но Эмин и не думает останавливаться, жестоко сминая мои губы своими.