И самый страшный. До темноты в глазах страшный.
Я издаю стон. Прикрываю влажные веки.
Эмин отпускает мою шею, и я падаю на постель — обнаженная, убитая и возрожденная.
Его пальцы скользят, минуя поясницу. Поднимаясь по ягодицам, они опускаются ниже, и тогда его ладонь накрывает самое сокровенное.
— Нет, Эмин.
Выходит хрипло и болезненно.
Пытаюсь встать, но тело обездвижено его движениями.
Он знал, что делал.
— Да, маленькая.
Перед моими глазами опускается ремень — Эмин крепко и показательно держит его в своей руке. В сильной руке. Один удар, и его рука снесет мою голову.
Эмин тяжело дышит. И делает всего движение, раскрывая меня — его палец напряженно скользит между складками. Другая рука крепче сжимает ремень. Вены на его руке вздулись до неестественного состояния.
Эмин сдерживается. Сдерживается изо всех сил.
Если бы он сжал мою шею так, как сжимает этот ремень, я давно была бы мертва. Он бы меня задушил.
Сжимаю ноги, вытягиваясь подобно струне. Но это уже не помешает Эмину. Мое бессилие читается в позе. Его уверенность читается в силе.
— Твое тело сдалось, Диана. Сдалось победителю. Раздвинь ножки.
Голос Эмина хрипит. Он сдерживает себя яростно и невыносимо. Вижу это по венам. По дыханию тяжелому. По крупной дрожи, что охватила наши тела.
— Я твоей не буду.
Сжимаю руки в кулаки. Выходит слабо. Дергаюсь, но распаляю зверя еще больше.
Замкнутый круг.
— Девочка Эмина. Ты — девочка Эмина.
Сопротивляюсь этой мысли. Он хотел меня убить — сегодня приставлял пистолет к моей голове. Почти убил.
Все происходит в считанные секунды. Эмин рывком переворачивает меня на спину, заставляя смотреть в его безумные глаза. Я сдавленно вскрикиваю.
Кладет массивную ладонь на живот.
И взгляда не отводя, начинает раздеваться. За секунду его обнаженное тело накрывает мое, а руки беспрепятственно подгибают мои колени.
Ноль сопротивления.
Одно движение — и он во мне.
Я невольно дергаюсь и чувствую, как моя плоть трется об его — твердеющую и горячую.
Но Эмин медлит. С бешеными глазами и хриплым дыханием — медлит. Дает время привыкнуть к факту собственности.
И вытирает влагу с моих глаз.
— Я твоим первым стану. И последним, — тихо рычит он, — ты поняла?
Он сильнее сжимает колени. Разводит их в стороны и скользит по мне взглядом. Тело бросает в дрожь. От его взгляда или от завывающего в простреленное окно ветра — грудь твердеет.
Эмин подается вперед, и влажное нутро чувствует горячий напор. Твердый. Деревенеющий с каждой секундой.
И это войдет в меня?
Боже.
— На меня смотри.
Я глотаю воздух ртом. Эмин трется своим органом о влажные складки. Нарочито медленно толкается внутрь концом, разрабатывая меня. Всхлипываю. Он медлит, разжигая огонь.
Голова отчаянно сопротивляется.
Я извиваюсь в его руках, но каждый раз возвращаюсь на исходное место — невольно толкаюсь навстречу его члену. Боже, он не поместится в меня. Это невозможно. Наверное.
— Не торопись, — жестко усмехается, — я и сам боюсь сдохнуть, если не возьму тебя сейчас.
Эмин целует. Сильно. Жадно. С рыком вдавливая меня в кровать.
Большой орган скользит в меня — тяжело, туго, он устремляется в горячее лоно. Растягивает сантиметр за сантиметром. Прорывается внутрь, сдирая преграду в кровь, и наполняет всю, без остатка. Так, что во мне ему не остается места.
Я глухо вскрикиваю. Тело сотрясает дрожь от боли и нехватки кислорода. Эмин вошел в меня. Ворвался. Грубо и совсем не сожалея о своей жестокости.
Я вцепляюсь в его плечи, впиваюсь в них ногтями и пытаюсь сделать вдох. Эмин набросился на меня, лишив напором дыхания.
Его огромное тело придавило меня к постели.
Его огромный орган заполнил меня до конца. Лишил невинности. Стал первым.
Раздвигая меня изнутри, он прорывался все глубже и глубже. Пока не уперся до конца.
— Моя девочка. Моя жена. Моя собственность.
Полурык. Полустон.
Я обвиваю его бедра своими. Сжимаю с силой, чтобы заглушить боль где-то внутри. Распирающую и давящую.
— Моя вся.
Эмин обещал что-то хорошее, когда яростно насаживал меня на свой орган.
Эмин говорил, что мне будет нравиться, когда внутри распирало до искр. Когда он нанизывал меня на грех.
Говорил, что теперь я принадлежу ему. Что была непорочной и чистой, а стала его — мраком и пороком. А меня раздирало на части.