Красивый вид. Для кого-то, но не для меня. А люди покупают здесь квартиры за баснословные деньги. Эмин купил.
— Не хочу здесь жить…
Эмин сжимает мои плечи. Я терплю. Он злится.
Я не первый раз говорю об этом.
— Это мое жилище. Поживем пока здесь.
— Пока? А что будет дальше?
— Серьезный разговор, Диана.
Эмин разворачивает меня за плечи. Солнце село. Ужин закончился.
Он склоняется к моим губам, захватывая их в свой жестокий плен.
Серьезный разговор? Этот мужчина решил посвятить меня в свои проблемы? Или поставить перед фактом, с чем нам придется бороться?
Я уже усвоила его принципы, Эмин никогда не расскажет лишнего. Не поделится проблемами.
Но самое удобное для вопросов время — ночь. Мама всегда так говорила, когда папа замыкался и не посвящал нас в свои дела.
Раньше я не понимала эту фразу, а теперь повзрослела. Буквально вчера ночью я стала женщиной, которой открылись многие секреты жестокого мира.
Спроси ночью — тогда мужчины добрее.
— Сегодня не будет больно.
— Будет, Эмин. Я не готова…
Упираюсь руками в его грудь.
Эмин не спрашивает разрешения. Не спрашивает, отдамся ли я ему сегодня. Вчера не спрашивал, теперь и подавно не станет. Его собственность, которую он запер и никому не показывает.
Губы моего мужчины пахнут кофе. А еще опасностью. Болью прикосновений. И истомой.
Мой ли он мужчина? Что творится между нами, кроме его дикой страсти и моего страха?
— Я хочу сделать тебе подарок.
Подарок?
Эмин опускает руку в карман. Оттуда, где обычно он держит пистолет, Эмин достает бархат. Раскрывает его.
— Хочу, чтобы ты носила это. Всегда.
Округлый серебристый металл. Посередине — голубой камень. Боюсь спрашивать цену и повод, поднимаю взгляд к его потемневшим серым глазам. Эмин молча надевает миллион бумажек мне на безымянный палец. На левый.
— В знак цвета твоих глаз. Твоей невинности. И моей любви к тебе.
Кольцо в знак присвоения себе. Нежно и жестоко — во вкусе Эмина.
С Эмином всегда как на качелях. Как на американских горках. То вверх, то вниз — в тьму не просветную.
От лишних слов нас спасает вибрация. Я перестала удивляться ночным звонкам еще с нашей первой встречи.
Эмин отстраняется — мрачно, недовольно. Готовый убить того, кто посмел оторвать его от меня.
Он отпускает мою шею. Прижимается своим телом, заставляя почувствовать его возбуждение. Возвышается надо мной и уйти не позволяет.
— Эмин слушает.
Вот только поздние звонки еще ни разу не приносили хороших вестей. И сейчас Эмин мрачнеет. С каждой секундой все больше и больше. Из динамика слышится мужской голос и размытые фразы.
Сибирь. Дело. Выполняй.
— Сейчас?
Его голос звучит напряженно. Эмин сжимает руки в кулаки, и я вспоминаю, как сильно он сжимал ремень перед моим лицом. Показательно. Наказывая.
— К чему такая срочность?
На том конце прозвучало слово.
Одно, но веское.
Утробное. Мрачное.
«Выполняй».
Эмин бросает телефон на постель. Швыряет прямо из балкона.
А затем опускает голову и упирается в меня взглядом. Своим холодным и жестоким.
Этот разговор в нем что-то изменил. Настроил на боль и убийство.
Мой мужчина повязан в криминале. Я знала это, когда добровольно принимала его больные поцелуи. Другого выхода не видела. Сама целовала его.
— Я должен улететь.
- Что?
Я моргнула. Мне показалось?
— Прямо сейчас, ночью?
Эмин резко отошел. Краски сгущались на его лице. Он ушел в свою комнату, я следом. С волнением. С плохим предчувствием.
На дело полетит. На плохое.
— Рейс через час. Все вопросы потом, Диана.
— Когда ты вернешься?
— Через несколько дней.
Я делаю шумный вдох.
— А я? Так и буду сидеть взаперти?
— Так и будешь сидеть взаперти. Не беспокойся, больше никто из чужих сюда не ворвется.
Вернулся Эмин. Жестокий и суровый. Который никогда не скажет женщине о проблеме.
Он схватил сумку и кинул туда несколько теплых вещей.
— Зачем тебе свитер? Апрель на дворе. Тепло.
Эмин игнорирует. Проверяет паспорта, забирает мой с собой. Конечно же.
Пленница.