— Значит, я теперь принцесса?! — обрадовалась Сили.
Мама откинула назад голову и тряхнула волосами, густой темной копной, немного похожей на гриву лошади, на которой она ехала:
— Так точно! А я — королева.
Этой ночью Сили скакала на Фалладе во сне. Они сошли с наезженной тропы и пронеслись по холмам, едва касаясь земли. Конь, теперь уже чисто белый с серебряной гривой, заговорил с Сили.
— Увы, юная королева, ты плохо себя чувствуешь и ведешь. Если бы твоя мать узнала об этом, ее сердце разорвалось бы на две части.
— Но-но, Фаллада, я всего лишь принцесса. Самый главный человек — Мама — она королева.
Она почувствовала, как грусть коня коснулась ее разума.
— Ты станешь королевой раньше, чем тебе хотелось бы.
Сили проснулась в слезах, не помня, что ей снилось, только то, что все началось счастливо, а закончилось ужасно.
За неделю до того, как Сили исполнилось восемь лет, мама упала в душе и больше не встала. Папа сказал, что у нее в мозгу лопнул кровеносный сосуд. Он назвал это аневризмой. Маму у нее украло то, что она даже не могла произнести.
Папа оставил Сили с няней, пока сам ходил на похороны. Напуганная масштабами потери маленькой девочки, няня оцепенело сидела перед телевизором и позволила Сили свободно хозяйничать в доме. Она рылась в ящиках маминого комода, ища хоть какую-то зацепку, которая подсказала бы ей неизвестно что. Полуиспользованные тюбики губной помады, нижнее белье, пустая бархатная шкатулка для драгоценностей ничего не дали. В тот момент, когда она уже собиралась сдаться, она нашла платок. Он был засунут в ящик, полный кашемировых свитеров, такой же белый, как окрас Фаллады, а в центре его красовались три капли красного цвета, маленькие и яркие, как зерна граната. Мамина кровь, должно быть.
Сили спрятала платок под одной из миниатюрных кроватей с балдахином в своем кукольном домике. Она не думала, что папа заберет его у нее, но не была уверена. Он всегда говорил, что у нее слишком активное воображение, которое она унаследовала от мамы. Он мог подумать, что хранить платок со следами крови — это нездорово.
Сили знала, как пишется слово "нездоровый". Мама научила ее этому слову.
Она вошла в здание, которое можно смело назвать "коричневая коробка". Это была средняя школа. Шустро прошла мимо сюсюкающих и разевающих рты популярных ребят, которые толпились в вестибюле, и поднялась по лестнице к своему шкафчику возле научной лаборатории. Сегодня дверь ее шкафчика была украшена надписью: УМРИ, УРОДЛИВАЯ СУЧКА, сделанная перманентным волшебным маркером. Пожелание выделялось на фоне предыдущих надписей, которые были наполовину содраны или стерты уборщицами. Сили никогда не пытался отмыть все это. Пусть увидят, что они натворили, подумала она, словно Джеки Кеннеди Онассис в шляпе-таблетке и розовом костюме, забрызганном кровью президента. Она усмехнулась собственной претенциозности. Они увидят, что они сделали, но никому из них не будет до этого дела. По непреложному указу школьного закона она была уродливой сукой, а также гребаной развратницей, готской шлюхой и всем прочим, что в то или иное время красовалось на ее шкафчике. Им стоило только написать это, и так оно и было.
Миссис Амайя, учительница химии, вышла из лаборатории как раз в тот момент, когда Сили закончила собирать свои учебники и захлопнула шкафчик. Учительница посмотрела на слова на сером металле, затем на лицо Сили. Сили отвернулась.
— Друзилла, ты же знаешь, что это неправда, не так ли? Ты очень красивая девушка. Если бы ты позволила своим волосам расти естественно и стерла немного этой черной дряни с лица, ты могла бы быть такой же красивой, как любая девушка в школе.
— А если я не хочу?
— Прости?
— Что, если мне все равно, красивая я или нет, миссис Амайя? Что, если я считаю, что есть более важные вещи, чем стремление быть самой красивой девочкой в школе?
Губы учительницы сжались, как верхняя часть вечерней сумочки, за которую только что дернули до упора. Ее взгляд прошелся по волосам, украшениям, одежде Сили.
— Что ж, для того, кто не заботится о себе, вы, юная леди, похоже, уделяете достаточно... времени своей внешности.
Она повернулась на каблуке и пошла по коридору. Учителя могли бы попытаться проявить сочувствие, но они ненавидели, когда вы действительно снимали с них блеск интеллигентности.
Пол Киндер из ее класса испанского языка не был настоящим другом. У Сили не было друзей в этой школе. Он был просто еще одним изгоем, который, казалось, не получал такого же утешения от музыки или книг, как Сили. Поскольку он был мальчиком, популярные дети делали ему еще хуже; казалось, что у него всегда есть фингал под глазом, рассеченная губа или синяки, похожие на мясистые костяшки пальцев какого-нибудь футболиста. Сили думала, что Пол может быть геем, даже если он сам себе в этом еще не признался. Ее убеждение не было основано ни на чем определенном, просто некий радар, который она подцепила, живя в Сан-Франциско. Там ее друзья называли это "гей-детектором".