— Поехали… — ответил ей Мстислав Сергеевич и улыбнулся.
Ольга стала вспоминать памятные ей стихотворения. Не успела она дочитать про себя до конца лермонтовский «Парус», как профессор решил её развлечь короткой лекцией о межпланетных сообщениях.
— Мне кажется, Оленька, я должен тебе кое-что объяснить. Есть что-то несуразное в полёте на Марс в лифтовой кабине.
— Вот и я думаю, вы меня за дурочку держите, профессор.
Движение кабины лифта стало ощутимо ускоряться.
— Отнюдь. Просто миллионы людей были стёрты в лагерную пыль при советской власти не зря. Благодаря их труду, страданиям, смерти, в конечном счёте, наша родина обладает самым совершенным способом межпланетных сообщений. Кабина лифта так, антураж, чтобы зря не нервировать межпланетных путешественников.
— А почему мы из такой жопы на Марс летим? Нельзя было, что ли, это дом в Митино построить?
— Скажи ещё, на Остоженке?
— Скажу ещё, в Кремле!
Ускорения кабины лифта пошли толчками.
— Что ты, что ты! Нельзя! Тогда каждый, каждый, каждый…
— Вы хотите сказать, что каждый мудак сможет полететь на Марс?
— Примерно.
— Но Марс — это жопа! Вы сами рассказывали. Около Чернобыля жить лучше…
— Жопа ли? Может быть, Вернер фон Браун не всё нафантазировал в своей книге?
— Да вы что?
Вдруг наступило состояние невесомости. Профессор и девочка повисли под потолком. Их стало тошнить. Куски рвоты плавали вокруг. Ольга от омерзения закрыла глаза.
Девочка очнулась тогда, когда вновь появилась сила тяжести. Она села на пол кабины, а чья-то плохо переваренная лепёшка шлёпнулась ей на голову.
Остаток пути спутники провели за уборкой кабины. Для этого пришлось использовать всю питьевую воду, запасное бельё профессора, рубашку профессора, а потом и его майку, даже носки. После уборки всё это профессор сложил обратно в портфель.
— На Марсе сожжём и напьёмся вволю, — сказал по этому поводу профессор.
Порядок уже был наведён, когда кабину сильно тряхнула и она встала.
— Марс? — спросила девочка старика. Тот ничего не ответил.
Створки лифта ещё не разъехались, а Ольга уже зажмурилась. Когда на слух ей показалось, что путь свободен, она шагнула вперёд и наткнулась на что-то мягкое. Ольга открыла глаза и сказала тихо:
— Ой, папка…
Она вышла из лифта первой. За ней профессор.
Перед девочкой действительно стоял её отец. Почти такой же, как дома на фотографии, только постаревший. Кудели из золотых сделались серебряные. Даже шлем на нём был тот же самый, с очками-консервами. За его спиной было голубое прозрачное небо и колосилось поле какого-то злака. Вдалеке виднелись белые купола жилищ. На плече отец держал двустволку.
«Земля?» — подумала Ольга и огляделась. Они стояли на площадке, похожей на крышу обыкновенной многоэтажки. Площадка была ограждена кирпичным барьерчиком и залита битумом. В центре площадки громоздился бетонный домик с плоской крышей. Вместо железной двери у него были створки лифта. Оттуда Ольга и Мстислав Сергеевич вышли. Вокруг торчали какие-то антенны.
Отец бросился целовать и обнимать дочку.
— Здравствуй, милая, здравствуй, дорогая! Как же я по тебе соскучился! Большая какая выросла! А красавица, прямо невеста! — говорил он и говорил, не в силах налюбоваться на Ольгу.
— Где мы, папа? — слабым голосом спросила Ольга. — Мы, что ли, умерли?
— Мы на Марсе, Оленька, на Марсе!
— Марс — это жопа, папа, мне Мстислав Сергеевич рассказывал…
— Фу, какие нехорошие слова ты говоришь! Вот что значит, без отца выросла, нахваталась… — отец помрачнел и отстранился от девочки. Он поглядел на профессора.
— Дети страшных лет России, — развёл старик руками.
— Ну, ничего, я теперь твоим воспитанием займусь… — оживился Ольгин отец. — Спасибо вам, огромное спасибо, Мстислав Сергеевич, что дочку мне привезли, да и сами прибыли. Люди нужны, ой нужны…
— Мой долг, мой долг, Рогволд Рюрикович, — засмущался профессор.
Ему было отчего смущаться. Профессор, пожилой человек, а выглядит, как бомж. Грязный, засаленный костюм, пиджак на голое тело, не знавшее неделю бани, ботинки на босу ногу, щетина…
Ольга, напротив, смущения от своего внешнего вида совершенно не испытывала. Она явилась на Марс настоящим грязным панком. Но вымыться всё равно очень хотелось.
— А Марс, в своей большей части, действительно место крайне неуютное. Но как в пустыне есть оазисы, так и здесь, только оазисы рукотворные! — говорил Рогволд Рюрикович Ольге, не переставая ею любоваться. — Да что же мы стоим? Пошли…