Ингу это так забавляло, что она ни о чем другом не думала. Не замечала киносъемочного аппарата, который вместе с оператором на тележке ехал вслед за поездом. Не замечала милиция, которая кого-то не пускала на перрон. И ее тоже никто не замечал. Забыли про нее. Вот и хорошо. Поезд снова пятится. Сейчас в третий раз начнут прощаться. И так без конца: «здрасте — до свидания».
Неожиданно перед Ингой появились Павел Карелин и Вера Соловьева.
— Здравствуй! — как ни в чем не бывало сказал режиссер. — Выспалась?
— Спасибо, — отозвалась Инга.
— А сейчас за работу. Значит, Вера уезжает. Садится на поезд и… прехала. Ты провожаешь ее. Прощаешься. Бежишь за вагоном и машешь рукой. Не трудно?
— Бежать за вагоном?
— И бежать за вагоном. Все поняла?
— Поняла, — тихо сказала Инга.
— Пойдем, девочка, — сказала Вера.
Они подошли к вагону. И все остальные провожающие подошли к вагонам.
— Давай прощаться, — сказала Вера.
— Давайте, — согласилась девочка. — До свидания.
— Не годится, — из-за Ингиной спины крикнул Карелин. — Представь себе, что ты прощаешься с мамой.
— С мамой? — Инга испуганно посмотрела на режиссера.
— С мамой… Прижмись к ней. Поцелуй.
Инга молчала.
— Ну быстрей!
— Не хочу ее целовать, — выдавила из себя девочка.
— Что же с ней делать?! — отчаянно шепнула оператору Вика. — Никакого воображения! Трудно поцеловать…
И тут режиссер подошел к аппарату, прижался глазом к окуляру и увидел Ингу: растерянную, печальную, недовольную.
«Вот такая нам и нужна!» — подумал режиссер.
Он оторвался от окуляра и скомандовал:
— Будем снимать!.. Где хлопушка?
Инга стояла перед вагоном. Рядом с ней с чемоданом в руке стояла Вера. У обоих был печальный вид. Девочке не хотелось целовать «маму», а «мама» была очень огорчена. Так они стояли у подножки вагона.
Откуда-то вынырнула девушка в комбинезоне. В руке у нее была хлопушка, похожая на маленькую черную классную доску. На доске мелом было написано: «Кадр № 1. Дубль № 1». Карелин скомандовал:
— Мотор!
Девушка хлопнула перед Ингиным лицом, словно хотела прищемить кончик носа, и исчезла.
А Инга все смотрела себе в ноги. И вид у нее был растерянный. Она ничего не хотела делать. Так и стояла, уставясь в одну точку. Вера наклонилась, потерлась щекой об Ингины волосы и вошла в вагон. Поезд тронулся. Инга не побежала за вагоном, стояла как вкопанная. Она чувствовала прилив горечи. А вагоны все плыли, плыли мимо нее — нескончаемая стена вагонов… Если бы на этом поезде действительно уезжала мама… Ведь когда уезжают, возвращаются.
Когда Инга отвернулась от поезда, то увидела множество прожекторов, которые светили мерцающим лиловатым светом. Глаза девочки были полны слез. А вокруг стояла напряженная тишина. Слышалась только медленная железная поступь удаляющихся вагонов.
— Стоп! — скомандовал Карелин.
И его команде подчинились все: погасли прожектора, задвигались люди. Даже поезд послушался его. Остановился.
— Дубль? — оператор вопросительно посмотрел на Карелина.
— Дубля не будет, — сказал режиссер. — Ты молодец, Инга! Сыграла отлично.
— Ничего я не играла, — призналась девочка. — Я просто вспомнила маму…
— Да, да, — Карелин положил на плечо руку. — Ты и не должна ничего играть… Тебя кто-нибудь обидел?
Инга вздрогнула от этого вопроса. Слезы высохли. Девочка исподлобья посмотрела на Карелина и сказала:
— Меня никто не обижает. Никто!
Поезд медленно возвращался на свое место.
— Что я говорила! — радовалась Вика. Она вся сияла, словно режиссер хвалил не Ингу, а ее саму. — Талант! Характер! Можно сказать, фильм в кармане!
Потом они шли по пустому перрону. Вика обнимала девочку и приговаривала:
— Ты у меня молодец! Оправдала. Понимаешь, они сначала хотели Брусничкину. Смешно сказать. Брусничкину! Таких, как Брусничкина, я им каждый день могу приводить. А ты — типаж! Характер! Мы им еще покажем, Инга! Мы еще прогремим на всю страну!
Когда Вика выговорилась, Инга спросила:
— Вы не знаете, когда надо класть морковку в суп, когда закипит или раньше?