Девочка измерила Ингу взглядом и сухо сказала:
— Идемте.
Они шли по длинному коридору, и их шаги гулко отзывались под сводами высокого потолка.
Девочка подвела Ингу к двери и сказала:
— Постучите.
Инга постучала. Тихо, робко.
— Кто там скребется? — послышался изнутри хриплый, низкий голос.
— Заходи! — шепнула девочка. — Не бойся!
И открыла перед Ингой дверь.
Инга увидела женщину, которая лежала на кровати. Рядом стоял столик с телефоном, с книгами и бумагами.
Женщина посмотрела на Ингу.
— Здравствуй, красавица! Ты из семьдесят пятой школы?
— Не-ет… Я из седьмой. Из второго «В».
— Тебя вожатая прислала?
— Не-ет, я сама.
— Садись, — приказала женщина.
Инга послушно опустилась на стул, который стоял около постели, и подумала: это и есть санитарка.
— Ты ко мне по какому вопросу? — спросила хозяйка гостью.
— Я не по вопросу, — сказала Инга. — Меня зовут Инга.
— Слышала, слышала, — оживилась мать Веры. — Ты что, пришла жаловаться… на Веру?
— Я не жаловаться… я не ябеда… Но маму же никто не может заменить…
Женщина приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Ингу. Потом спросила:
— Давно это… случилось? — Она уже знала всю историю Инги.
— В конце лета, — сказала девочка, опустив глаза.
— Я тебя жалеть не буду. — Верина мама приподнялась на локте. — Я тебе так скажу: держись, девка! Держись!
— Мама тоже говорила: держись! Пусть Вера не сердится… Ей ведь тоже трудно.
— Трудно, — сказала Верина мама, — трудно со мной. Она терпит. Я сама удивляюсь, как она терпит.
— Она не терпит, — вдруг сказала Инга. — Она любит…
Некоторое время больная женщина молчала. Потом она оживилась, и глаза ее заблестели.
— Понимаешь, Инга, случается, что одна маленькая девочка оказывается умнее пяти взрослых баб. Ты только никому этого не говори. Но имей в виду. Она любит.
— А верно, вы были на войне? — вдруг спросила Инга.
— Это было давно.
— Вы забыли? Моя бабушка всегда забывает, что раньше было.
— Рада бы забыть, да ноги напоминают.
— Что напоминают ноги?
— Долго рассказывать…
— Расскажите.
— Я тащила на себе раненого, — сказала бывшая санитарка. — А эти гады из миномета…
— Разве у вас не было винтовки?
— Нет.
— Почему?
— Рук не было свободных… для винтовки. Я же раненых тащила.
— Вы не стреляли, почему же они из миномета?
Старуха ответила не сразу. Она внимательно посмотрела на гостью и сказала:
— Потому что они — фашисты.
Старуха закашлялась, и лицо ее стало багровым. Потом она успокоилась и подняла глаза на Ингу.
— Подойди к этой стенке и посмотри. Фотография старая, но глаза у тебя молодые — разглядишь.
Инга подошла к стене. Из маленькой рамки на нее смотрела санитарка, в пилотке, гимнастерке, через плечо санитарная сумка с крестом. А винтовки действительно не было.
Инга долго рассматривала фотографию. Потом оглянулась.
— Возьми себе… на память, — сказала Верина мама.
— А вам?
— У меня еще есть. Если нравится — возьми.
— Нравится, — сказала Инга.
И сняла со стены старую фронтовую фотографию.
Родился месяц. Он лежал на спине, задрав острый носик вверх, и над ним, как осколочек, сверкала звездочка. Месяц был тоненький и хрупкий. И чтобы не было жестко, ему под голову легла тучка.
Инга стояла посреди двора и рассматривала новорожденный месяц. Ей казалось, что если она крикнет, месяц отзовется тоненьким голосом.
Вечером папа увидел на стене незнакомую фотографию.
— Кто это? — спросил папа, рассматривая фотографию.
— Фронтовая санитарка, — был ответ. — Верина мама. В нее на войне стреляли. А у нее не было лишних рук для винтовки.
Папа внимательно посмотрел на дочь. И тогда Инга спросила:
— Почему в санитарок стреляют? Тех, кто лечит, нельзя трогать, иначе некому будет лечить.
— Ты правильно рассуждаешь, Инга, — после некоторого раздумья ответил отец. — Но в жизни бывает иначе. Сломя голову мчится самосвал. Асфальт свежий. Шофер тормозит. Машину заносит. А для самосвала «скорая помощь» — как скорлупка.
— А на войне?
— На войне, дочка, у всех есть защита. У танков — броня, у пехоты — окопы, только у врачей и санитарок нет защиты. Белый халат — и никакой брони.
— А пуля не разбирает, где боец, где санитар.
— Верно. Не разбирает.
— Все равно я буду врачом, — сказала Инга. И, немного подумав, добавила: — Лучше бы маму ранило на войне…