Таня посмотрела на лису и как бы самой себе сказала: «Никогда не видела таких рыжих!»
И сразу вспомнила, как он впервые появился в классе.
Шел урок русского языка. Генриетта Павловна рассказывала про вводные слова.
В дверь постучали.
— Войдите! — отозвалась учительница.
В класс вошел Михаил Иванович. Он имел привычку не входить в класс без стука. Михаил Иванович был не один. Вместе с ним в класс вошел какой-то парень в зеленом свитере. Он был худой, высокий, с темным бобриком волос, которые мысом выдавались вперед. В его независимой походке, в складке между бровей вырисовывался будущий мужчина.
— Извините, Генриетта Павловна, — сказал Михаил Иванович, — я привел новичка. Князев его фамилия. Прошу любить и жаловать.
Ребята сразу забыли про вводные слова и уставились на новичка. А он стоял и ждал, когда ему укажут место.
Генриетта Павловна взглянула на Князева и машинально поправила волосы. Потом она обратилась к Тане:
— Вьюник… — Она всегда называла Таню по фамилии. — Вьюник, рядом с тобой место свободно?
— Свободно, — ответила Таня.
— Садись, Князев. — Учительница кивнула на Танину нарту. — Итак, вводными словами называются…
Князев не спеша прошел между рядами и сел рядом с Таней. Некоторое время он сидел прямо и слушал про вводные слова. Потом он повернул голову и пристально посмотрел на Таню.
— Что ты смотришь на меня? — тихо спросила Таня.
— Никогда не видал таких рыжих, — ответил он.
— Посмотри! — с вызовом ответила Таня и вдруг почувствовала, что краснеет.
Она не находила объяснения, почему краснеет, но ничего не могла с собой поделать. Из сорока голосов она сразу узнавала его голос. В топоте ног слышала его шаги. Она закрывала глаза и затыкала уши. И все равно слышала его голос, видела его прищуренные глаза.
Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял он. Он тяжело дышал и стоял молча, не зная, с чего начать. Таня смотрела в окно, однако сразу почувствовала, что это он. Почувствовала, но не шелохнулась, как будто никто не распахнул дверь, никто не пришел.
— Ты плачешь? — спросил он.
— И не думаю.
— Повернись.
— Уходи отсюда.
Лиса выручила ее. Таня незаметно вытерла о мех слезы. Теперь она действительно не плакала.
— Пойдем, — тихо сказал он.
Она повернулась к нему и спросила:
— Никогда не видел таких рыжих?
Он промолчал.
— Уходи! — крикнула Таня и захлопнула дверь перед его носом.
Да, да, надо кричать и хлопать дверями. И еще бы хорошо, как в детстве, оттаскать его за челку. Только не говорить с ним мирно и спокойно. Не смотреть ему в глаза. Не думать о нем.
Сосед по квартире, двадцатилетний Павлик, сидел на кухне и со сковородки ел макароны. Он не всасывал их со свистом, а резал ножом и аккуратно поддевал на вилку. Это стоило ему труда и отравляло весь вкус макарон. Но с некоторых пор в присутствии Тани он чувствовал себя скованно и старался быть воспитанным, галантным и современным.
— Хочешь спагетти? — предложил он Тане, когда она вошла в кухню.
— Нет, — ответила Таня, — не люблю макароны, даже когда их называют спагетти.
— А в Италии макароны — как хлеб, — обиженно сказал Павлик и облизал блестящие губы.
Он надулся, словно обиделся за всю Италию. На лбу у него появилось множество мелких морщинок, а подбородок побелел. Он энергично принялся жевать макароны. Он так работал челюстями, словно беззвучно произносил обидные слова.
Неожиданно он перестал жевать и сказал:
— Я сегодня иду в концерт. «Карнавал» Шумана.
Он будто хотел подчеркнуть: я иду, а ты не идешь.
— Ты становишься культурным парнем, — примирительно сказала Таня.
Павлик кинул вилку в пустую сковородку и молча пошел прочь.
Таня села на табуретку и стала ждать, пока закипит чайник. Ей казалось, что он вообще никогда не закипит, и она грызла горбушку всухомятку.
В дверях снова появился Павлик. Он все еще почесывал подбородок, но на лбу уже не было морщин. Не глядя на Таню, он сказал:
— Я тебя хотел позвать на концерт. У меня два билета.
— Спасибо, Павлик, — сказала Таня, — я ничего не понимаю в музыке.
— Напрасно, — сказал Павлик, — надо расти.
— Я расту без музыки.
— Билеты хорошие. Второй ряд балкона. Мне на работе дали.
— Павлик, ты по крышам никогда не лазал? — неожиданно спросила Таня.
— Это еще зачем? — пробормотал Павлик.
— А по карнизам домов?
Павлик почувствовал себя оскорбленным. Он почесал подбородок и пошел прочь. Таня пожала плечами и подошла к окну. Серые облака плыли над крышами. Таня представила себя стоящей на узкой полоске карниза и ощутила спиной холодный шершавый кирпич. По телу, как разряд электричества, прошла дрожь. Тане стало нестерпимо страшно. Она испугалась с опозданием.