На это Яз придержала язык. Это правда, что Икта ничего не могли предложить тем, кто был слишком ранен, чтобы тащить сани и ставить палатку. Суровость их существования не оставляла места для такого сострадания.
— Ты все еще не объяснил...
В коридоре послышались быстрые шаги, и появилась женщина, быстро прошедшая мимо охранника снаружи. Она остановилась, стараясь не задыхаться, ее одежда жрицы развевалось:
— Незнакомцы. Приближаются к восточным воротам.
Эулар плавно встал, как будто не был древним стариком, чьи колени должны скрипеть при каждом движении.
— Незнакомцы? — Он улыбнулся. — Замечательно.
И с этими словами он повернулся, чтобы уйти:
— Я должен попросить тебя остаться здесь, Яз.
Яз последовала за ним.
— Я не хочу... — Но охранник оттолкнул ее, и тяжелая дверь захлопнулась.
— Незнакомцы... — Эулар повернулся к окну. — Возможно, я говорил более правдиво, чем думал, когда назвал тебя агентом перемен.
4
Турин
Белое пятнышко ворвалось в бесконечную боль Турина. Белое пятнышко, которое медленно росла по мере того, как Турин приближался к нему. Сначала он подумал, что это дыра в его сознании, первый признак того, что усилие поднять себя начинает разрывать его на части. Позже он вспомнил, как пещера города сжалась до круга света, который уменьшился в точку, а затем погас, поглощенный темнотой.
— Небо. — Звук собственного напряженного голоса удивил его. Над ним лежала крыша пещеры мира, освещенная собственными звездами. Хотя он смутно припоминал, что те появлялись только по ночам. Чем бы они ни были.
Турин рванулся вверх, ужасная боль от усилия достигла костей. Он чувствовал себя так, словно был все еще привязан к далекой скале под ним, и каждый ярд растягивал привязь немного больше, создавая напряжение, которое стремилось вернуть его. Камни города продолжали тянуться к нему со слепой, ненасытной жадностью.
Потолок мира становился все больше, ближе, ярче, бело-голубой диск, пронизанный слабыми малиновыми линиями. Нарастал и стон, похожий на горькую жалобу какого-то огромного зверя. И почти от одного мгновения до следующего Турин оказался посреди всего этого. Диск неба разлетелся во все стороны, превратившись в купол, настолько огромный, что не поддавался ни вере, ни пониманию. Зверь, чей свистящий голос возвестил о приближении Турина, оставался невидимым, но каким-то образом сам воздух ожил и ударил его ледяным кулаком, сбивая с курса, выталкивая из ямы, пока лед не лег под его ноги.
Свет бил в него. Глаза, знавшие только звезда-свет, щурились и плакали от яркого красного солнца. Слепой и дезориентированный, он замахал руками, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться.
Турин так долго поднимался вверх, что не знал, как остановиться. Лед отступал под ним, и казалось, что он может сменить одно роковое падение на другое. Но, наконец, он сумел разжать скованную болью мышцу в своем сознании и начал падать, хотя и не так быстро, как если бы мир поступил с ним по-своему.
Лед сильно ударил Турина, и тот рухнул на него. Этот лед не был похож на лед, который Турин знал всю свою жизнь; он был грубым и сухим там, где пещеры были гладкими и влажными. И здесь было холодно, холоднее, чем в самых дальних пещерах. И ветер! Турин быстро встал, поплотнее закутавшись в плащ из крысиной шкуры Эксара. Он уже дрожал. От холодного воздуха в легких у него заболела грудь. Он прищурился от яркого света, который теперь бил в него не только с неба, но и со льда. Слезы текли из глаз, замерзая на обеих щеках.
Турин медленно повернулся. Шип боли, который недавние усилия воткнули в мозг, не позволял сделать ни одного резкого движения. Он повернулся всем телом, не поворачивая шеи. Кроме железного портала, клетки и кабестана, ничего не было. Взгляд не останавливался ни на чем. Он еще немного повернулся и показалась далекая гора. Потребовалась целая вечность, чтобы его разум понял, что увидели его глаза. Даже тогда он не был уверен в расстояниях. Как далеко до точки, где небо встречается с землей? Как далеко до горы? Все зависело от того, насколько велика была эта груда камней, и Турин не имел об этом ни малейшего понятия.
Вместо этого он повернулся к знакомому. К пустой клетке, в которой находились Яз и остальные. Их еда и кров были оставлены внутри. Он протянул руку через решетку за одним из грибов с желтой шляпкой и обнаружил, что тот застыл, приваренный к остальной неподвижной массе. Когда он отдернул руку, его запястье коснулось железа, и даже этот короткий контакт обжег его, забрав с собой кожу.