— Это было близко, — выдохнул Турин.
Квелл, не обеспокоенный бегом, ничего не сказал, только уставился в комнату. В слабом свете звезд виднелась огромная груда ржавого железа:
— Как они могли оставить его без охраны?
Турин пожал плечами.
— Кто его может украсть? — Он подошел ближе к куче, оценивая ее. — Здесь, должно быть, доставка от Сломанных за целый год.
— Я никогда не знал, что в мире так много железа. — Квелл покачал головой. — Твой народ послал столько всего за один год?
Турин кивнул.
Квелл потер лицо руками.
— Ложь, которую они нам говорят... — Он протянул руку, чтобы коснуться длинного железного прута.
— Наши мусорщики выковыривают их из каменных стен Пропавших, — сказал Турин.
— Наш клан голодал бы три года, чтобы дать жрецам рыбу, которую они потребовали бы только за этот кусок.
Настала очередь Турина удивляться.
— Звучит так, словно мы должны иметь дело напрямую! — Он криво улыбнулся. — Большинство из нас там, внизу, — дети родителей, живущих здесь, наверху. Сломанные заключат честную сделку.
Какое-то мгновение они оба стояли, глядя на кучу метала, погруженные в свои мысли.
— Ты пришел за нами, — сказал Квелл, внезапно решившись высказаться. — За Яз.
Турин пожал плечами, почти смутившись.
— Но в конце концов, ты меня спас. — Даже сейчас Квеллу было трудно произнести эти слова. — Благодарю тебя.
— Ты бы сделал то же самое. — Турин сжал губы в неудавшейся улыбке.
— Она была бы моей, — сказал Квелл. — Яз. Если бы Зина не бросили в яму. Если бы Яз не была... такой, какая она есть... — Он замолчал, подбирая слова.
— Но она такая, какая есть, — сказал Турин.
— Я люблю ее. — Квеллу не понравилась трещина в собственном голосе. Сила дрожала в руках, желая насилия, которое отвергал разум: — Я видел, как наши жизни бегут впереди нас. Как у моих отца и матери. Однажды она возглавила бы клан. Это знали все, кроме нее. Ты можешь увидеть это в ней, просто взглянув.
Турин посмотрел себе под ноги:
— Сколько я себя помню, я тоже видел, как моя жизнь простирается передо мной, и я никогда не видел в этом ничего хорошего. Все изменилось, когда она появилась среди нас. Теперь я понятия не имею, что предложит следующий день, не говоря уже о следующем годе. Я думаю, может быть, так лучше.
Квелл фыркнул.
— Может быть. — Он нахмурился, вспомнив наводнение. — Вчера я бы сказал тебе, что она предпочтет Эрриса любому из нас. Я не мог винить ее за это. Он был хорошим человеком. Но сегодня он ушел и...
— Я бы не был так уверен, — сказал Турин.
Квелл моргнул.
— Ты видел это наводнение. Ты был в нем! — Он проглотил «Ты сам вызвал его».
— Ты назвал его хорошим человеком, но ты только наполовину прав.
Квелл вздрогнул от обвинения. Эррис не был его другом, но этот человек погиб храбро:
— Он...
— Он может быть хорошим, но он не человек, — сказал Турин. — В нем воды не больше, чем в камне. Ни крови, ни пота, ни слез. У него такая же форма, как и у нас, но он ближе к охотникам. Он — что-то сделанное.
Квелл моргнул:
— Ты уверен?
Кивок.
— Я... — Квелл поджал губы, сделал паузу, затем начал снова. Он подумал о коричневой полоске кожи, которую Эррис использовал, чтобы запечатать его рану. — Я уже почти ничего не знаю. Все меняется слишком быстро. Но я не могу сказать, что Эррис не мужчина. Если он говорит как мужчина и ведет себя как мужчина, хочет как мужчина, дерется как мужчина... может быть, не имеет значения, из чего он сделан? Я ношу часть его кожи, и это не делает меня менее человечным.
— Но... — Турин оборвал свое возражение и покачал головой.
— Помнишь чудовище, которое носило тебя, как шкуру, Турин. Ты был из костей и крови, но мысли в твоей голове не принадлежали человеку. И если бы демон внутри съел тебя так, что ты бы никогда не вернулся... мы бы все еще называли бы эту плоть человеком?
Настала очередь Турина хмуриться и размышлять. Через некоторое время он поднял голову:
— Я думаю... нам пора в путь. Я понятия не имею, что будет дальше, но пусть это произойдет где-нибудь в другом месте.
Квелл кивнул. Он остановился, чтобы осмотреть груду металла, вытащил из нее тяжелый железный прут и последовал за Турином.
Турин шел впереди, теперь его хромота стала более заметной. Обходов и пауз становились все больше по мере того, как они поднимались выше. Однажды одинокий человек, которого Турин почувствовал издали, приближался к ним, продолжая делать те же повороты, что и они, пока, наконец, не загнал их в угол в освещенной звездами комнате, где дюжина постельных принадлежностей была разложена по стенам. Они ждали по обе стороны от входа, нервно поглядывая друг на друга. Тот, кто выслеживал их, был хорошим следопытом!