— Дитер, — пытается успокоить его мать.
Но Катрин ничего больше слышать не хочет. Она влетает в свою комнату, со стуком ставит бутылку на стол.
— Что с тобой? — удивляется Франк.
— Пошли, мы должны уйти, и поскорее, — отвечает Катрин.
Франк больше не задает вопросов. Они одеваются в прихожей.
Из кухни до них доносятся взволнованные голоса родителей.
Катрин подталкивает Франка к двери, а сама идет в кухню. Мать стоит у плиты и испуганно восклицает:
— Катрин!
Но Катрин смотрит только на отца, который повернулся к ней.
— Можете убрать со стола два прибора, да, два! — кричит она и бежит назад в прихожую, откуда тянет Франка на лестницу.
Внизу, в парадном, Катрин плачет. Франк стоит рядом, он растерялся. Но Катрин уже вытирает глаза.
— Пошли куда-нибудь!
— Куда бы ты хотела?
— Может, в какой-нибудь клуб?
— В диско?
— Да, пошли, — торопит она.
— А твои родители? Они же наверняка хотят, чтобы ты поскорее вернулась.
— Не знаю, что это с отцом, — упрямо отвечает Катрин.
Они едут на трамвае в сторону Шёнхаузер-аллее, стоят в углу последнего вагона, раскачивающегося на ходу из стороны в сторону. Катрин в спину больно ударяют поручни. Франк обнимает ее одной рукой. И Катрин всем своим существом ощущает его близость. А он как-то странно смотрит на нее, кажется ей; никогда еще не смотрел он на нее так.
Клуб, в который они идут, находится на одной из тех улиц, где стоят сплошь старые дома. Катрин и Франка пропускают без всякого, хотя молодежи у входа много. Просто Франк знаком с дежурными, а когда окружающие пытаются возражать, Франк заявляет:
— Мы из актива!
Франк здоровается направо и налево, видимо, он и правда в активе клуба. Катрин кажется, что она тут лишняя. Но клуб ей нравится. Повсюду небольшие ниши, везде можно посидеть.
— Станцуем? — предлагает Франк, и вот они опять так близко друг к другу, хотя касаются друг друга редко.
Танцуют они много.
Время от времени пьют кока-колу, а один раз даже добавляют в нее водку, что тотчас действует на Катрин.
Все вдруг становится простым и легким.
А когда они опять сидят в одной из ниш, Франк говорит:
— Ну вот, ты и успокоилась.
Гремят ритмы, мелькают пестрые огни, выхватывают лицо Франка из темноты. Окрашенное разными цветами, оно все время меняется, то кажется мягким и юным, то взрослым и жестким.
Катрин трогает Франка рукой.
— А здесь хорошо, — говорит она.
— Пошли? — спрашивает он и поднимается.
Она идет перед Франком к танцплощадке, но руку его по отпускает, поэтому пробиваться им довольно трудно. Во время танца Катрин опять вспомнила родителей. И тут же остановилась.
— Что случилось? — шепчет ей на ухо Франк.
— Мне нужно домой, — говорит Катрин и уходит с площадки.
Крайне удивленный, Франк следует за ней.
— Мы здесь всего какой-нибудь час, — удивляется Франк, — ты же сама хотела в клуб?
Катрин не отвечает.
— Ну сядь, посиди. — Франк вытаскивает из-под кого-то кожаную подушку и подсовывает ее Катрин. — Нельзя же так быстро скисать.
— Нет, я все делаю неверно, — говорит Катрин. — Ты старше. И твой отец иначе смотрит на вещи.
— Ты вдруг чего-то испугалась, вот и все.
— Испугалась? Нет, но я хочу домой.
— Почему вдруг такая спешка, нелепо же!
— Вот как ты считаешь, — тихо говорит Катрин.
— Нет, я так не считаю, — примирительно отвечает Франк. — Понимаю твое состояние.
Но в словах его нет убежденности, чувствует Катрин.
Громкая музыка, сигаретный дым, голоса, внезапно все сливается для нее в едва ли не физическое ощущение боли. Ей хочется уйти, но хочется, чтобы Франк ушел вместе с ней.
Но Франк и не собирался уходить, он принес себе кока-колу и водку.
— А что, если твой отец запретит тебе со мной дружить? — спрашивает он.
— Этого он мне не может запретить.
— Ну, трудности создать может.
— Мы с отцом всегда хорошо понимали друг друга.
— Да, пока ты была для него маленькой девочкой.
— Может быть.
Франк льет водку в кока-колу и пьет маленькими глотками, потом закуривает сигарету.
— Странное ты существо. Но я тебя люблю, может, именно поэтому. — Он протягивает ей бокал: — Глоток?
— Я бы хотела уйти, — просит его Катрин.
— Ну, если тебе так надо. Иди, пожалуйста.
— Станцуем еще раз?
— Неохота.
Катрин надевает куртку, и ей кажется, все видят, что она уходит одна.
Трамвай кидает и толкает, как и раньше. И Катрин опять стоит в последнем вагоне, но теперь ее никто не опекает, и она задумчиво глядит в темноту.