Врач снимает повязку. Довольно неприятная процедура. Катрин едва не застонала и без всякого труда могла бы осуществить свой замысел — не создавать благоприятного впечатления.
Но она стискивает зубы и не стонет. Молодой врач внимательно осматривает рану.
— Порядок, полный порядок, — устанавливает он, — процесс заживления уже начался.
Катрин это и сама видит.
— Мы наложим сегодня легкую повязку. Но перенапрягать ногу вам не следует.
Катрин согласно кивает и благодарит. Последние слова врача она передаст дома, она подчеркнет их. «Ну что ж, возьмем такси, — скажет отец, — сорок марок у нас найдутся». А если она предупредит, что должна на следующей неделе к врачу? «В деревне тоже есть врач, — ответит отец. — Там тебе мигом наложат свежую повязку. Ты же знаешь доктора Мейзеля».
Увы, молодой врач ни слова не сказал о том, что ей нужно показаться еще раз. Может, он просто забыл; сестра доложила ему о больном, которому требуется срочная помощь.
Франк удивлен, что она так быстро вышла.
— Дела как будто идут неплохо, — говорит он.
— Да, неплохо.
— А ты и не рада вовсе, — удивляется Франк.
— Нет, рада, — говорит Катрин и думает об отъезде в домик, о долгой неделе, когда ее не будет в городе.
— Я знаю здесь кафе-мороженое, — говорит Франк, — и приглашаю тебя.
Девочка согласна. Но с трудом подавляет уныние. Что о ней подумает Франк? Сочтет, пожалуй, кривлякой.
Кафе-мороженое находится неподалеку, на Карл-Маркс-аллее. По дороге туда Катрин обретает свою обычную невозмутимость.
— Дорогое заведение, — предостерегает она Франка.
— Может, чуть дороже, чем в других местах.
Он уверенно входит в кафе, оглядывается, замечает — сейчас еще утро — хорошее место, маленький столик у окна.
Впервые сидит Катрин напротив Франка и не может избежать его взгляда. У Франка худое лицо, от ветра чуть покрасневшее. А какого цвета у него глаза?
Катрин злится на себя за то, что сунула руки под стол; Франк, тот держится естественно, он уже взял меню. Внезапно, к собственному удивлению, она спрашивает:
— Какого цвета у тебя глаза?
Франк с изумлением глядит на нее и широко открывает глаза, опушенные невероятно густыми ресницами.
— Какого цвета глаза? Ну, сама погляди. — Он тянется к ней над столом.
— Так я вообще ничего не вижу. Смотри на свет.
— В удостоверении личности записано: цвет глаз серый, — говорит Франк и послушно поворачивает лицо к свету, падающему сквозь огромное окно.
— Верно. И все-таки неверно, — устанавливает Катрин, — какой-то еще цвет подмешан.
— Да, — подтверждает Франк, — желтый.
— Ты прав, какой-то у них золотистый отблеск. Катрин слышит собственный голос, ощущает теплое дыхание Франка и удивляется, что задала ему этот вопрос. Франк смотрит ей в глаза, и Катрин не избегает его взгляда, при этом еще раз обнаруживая своеобразный отблеск его глаз. Но тут же откидывается на спинку стула и быстро говорит:
— Ну что там есть? Дай-ка мне.
Франк протягивает ей меню, их пальцы при этом на мгновение соприкасаются.
— Там много чего есть, — отвечает Франк, — выбери, что хочешь.
— На цену тоже надо смотреть, — возражает девочка, — моя мама в этом случае очень внимательна.
— Здесь нас не собираются обводить вокруг пальца, — успокаивает ее мальчик.
Катрин выбирает какао-глассе.
— Что такое? И это все?
— Да, — говорит она, — я люблю какао-глассе. Недовольно бормоча себе что-то под нос, Франк заказывает официантке две порции.
— Почему ты не взял что-нибудь другое? — спрашивает Катрин. — Тебе ведь не обязательно брать то же, что я.
— Мне тоже хочется какао-глассе, — отвечает Франк. Катрин искоса приглядывается к нему, замечает его разочарование и, как ни странно, рада, что он так реагирует.
Катрин вообще проявляет к Франку слишком большой интерес. А он пьет свое какао, выражая, — так, во всяком случае, ей кажется — крайнее к нему презрение.
— Два шарика мороженого я бы, пожалуй, съела, — говорит она.
— Ну вот видишь! — радостно восклицает Франк.
Он подходит к официантке, заказывает мороженое, делая это, как считает Катрин, очень мило. Официантка быстро приносит мороженое и взбитые сливки.
— Это что, два шарика? — спрашивает Катрин.
— Разумеется. Фрукты и взбитые сливки полагаются к ним. Кстати, то, что тебе нужно. Фрукты — это витамины. А взбитые сливки полезны для твоего ослабевшего организма. Потеря крови и прочее.
Она насмешливо улыбается:
— Предлог ты, видно, всегда найдешь?
— Если человек не способен все объяснить, говорит мой отец, значит, у него кишка тонка.
— А твой отец все всегда объясняет?
— Да.
— Знаешь, он выглядит усталым.
— Ты находишь? Я как-то не заметил. Правда, у него вечно дела. Такая уж работа. Но он, как мне кажется, умеет компенсировать это напряжение. К примеру, водит сам машину.
— Водит машину? И это отдых?
— Да. По возможности на самых оживленных улицах. Тогда он может всласть ругаться, а это дает разрядку.
Катрин представляет себе господина Лессова, видит мысленно, как уверенно и величественно ведет он свою синюю «Ладу». Она еще слышит его замечания, вспоминает его испытующий, оценивающий взгляд. Интересно, какого он о ней мнения? Наверняка не очень-то высокого.
— Мне кажется, ты отцу понравилась, — говорит Франк, обрывая ее размышления.
— С чего это ты взял?
— Ну, чуть-чуть я отца знаю. Он так дружелюбно с тобой разговаривал.
— А обычно он не такой?
— Знаешь, вежливость и дружелюбие следует различать. Он может быть чертовски вежливым, но так свою вежливость выказывает, что она тебя изничтожает.
Длинной ложечкой Катрин достает из вазочки фрукты.
— Я рад, что мы с тобой сидим тут и что тебе хорошо, — говорит Франк, — а на катке я не стану больше выделывать такие отчаянные пируэты. Все могло плохо кончиться.
— Я уже сказала, что ты не виноват, — сердится Катрин, — это я замечталась. Со мной такое бывает. Даже иной раз в школе.
Франк выуживает из своей вазочки виноградину и протягивает ее Катрин:
— Вот тебе что-то вкусное.
Девочка открывает рот — так любит кормить ее лакомствами отец.
— Ты губы красишь? — спрашивает Франк.
— Изредка, — отвечает она в замешательстве.
— Тебе и не нужно, — говорит он, — у тебя изумительно красные губы.
Катрин хочет дать ему отпор. «Изумительно красные. Скажет же. Интересно, рассмеялась бы над этим Габриель? Но, собственно, какое отношение имеет ко всему этому сестра? Это только мое дело, — думает Катрин. — Вопрос о том, по вкусу ли это мне».
И она говорит:
— Красные? Какие уж они красные. Мама и Габриель часами могут обсуждать, какая помада бледнит, а какая подходит к той или иной блузке или прическе. Или какого цвета надо положить тени на веки.
Франк улыбается:
— Знакомая история. Но ты нравишься мне как раз без помады.
О, вот это ответ. У него наверняка много знакомых девчонок — конечно, в школе.
— Чашечку кофе? — спрашивает Франк.
— Да что ты. Я не привыкла.
— А мне нужно. И тебе тоже. Я же все понимаю.
— Чего только ты не понимаешь!
— Ну, — отвечает Франк, — мне бы хотелось понимать тебя еще лучше.
— Не разберусь я что-то, — говорит Катрин.
— Все еще впереди, — обнадеживает ее Франк и заказывает два кофе.
Пока им приносят заказ, они обмениваются двумя-тремя словами. Кофе согревает, он пришелся Катрин по вкусу. Надо только положить много сахару в этот темно-коричневый напиток.
Катрин чувствует на себе внимательный взгляд Франка, ей нравится сидеть с ним в кафе. Она ему это и говорит.