Выбрать главу

— Мой старый друг Пяткин. — Ионыч покачал головой. — Заболел… беда-то какая!

— Никакой он вам не друг, — заявил Марик. — Вы у деда триста рубликов два года назад в долг на неделю брали, до сих пор не вернули.

— Вот как раз и отдам должок! — нашелся Ионыч. — Верну и мгновенно удалюсь, чтоб зря старика Пяткина не тревожить…

— Не удалитесь, — сказал Марик. — Сами знаете.

Они как по команде посмотрели на восток. Небо на востоке потемнело, клубилось, щедро сыпало жгучими синими искрами.

— Через час бурю сюда принесет, — буркнул Марик. — Пару полных суток из дома носу не высунешь — окатит, снесет.

— Эх… — пробормотал Ионыч.

Федя и Катенька молча стояли в стороне. Девочка смотрела на Марика и завидовала ему: на мальчишке была чистая теплая одежда, на лице — ни следа побоев. К тому же с ним рядом находился замечательный белый пес, с которым у Марика наверняка очень теплые отношения, а Катенькина Мурка осталась дома, голодная и одинокая. Девочка заволновалась; хотела даже попросить Ионыча повернуть обратно, чтоб забрать кошку, но побоялась обеспокоить дядю — он столько пережил, вдруг сердце не выдержит? — и промолчала.

— Садитесь в вездеход, — решил, наконец, Марик. — И тихонько езжайте за нами… Балык, ачу!

Пес помчался вперед.

— Что еще за «ачу»? — шепнул Ионыч Феде.

Сокольничий пожал плечами:

— Какой-то местный диалект. Село, что с них взять!

— Идиоты деревенские! — заключил Ионыч и хохотнул. — Быдло!

Ионыч, Федя и Катенька залезли в вездеход. Сокольничий завел мотор. Стадо двинулось вперед, широкими утиными лапами вминая снег в податливый серозем. Марик подгонял туров гортанными выкриками, пес Балык носился по полю, как лохматая комета, и громким кашляющим лаем возвращал отбившихся животных в стадо.

Ионыч сказал:

— Не доверяю я этому Марику. Как бы ни сдал.

— Прав ты, Ионыч. — Сокольничий вздохнул. — В наше жестокое время никому доверять нельзя.

— Деда его помню, — сказал Ионыч. — Тот еще черт, хитрый. До сих пор о долге помнит и внуку напоминает, ишь ты.

— Им только деньги подавай, — сокрушенно покачал головой Федя. — Буржуи недоделанные.

— Стадо-то какое! Смотри, Федя: голов двести будет, зуб даю. Богач этот Пяткин.

— Богач, а триста рублей взад требует, собака мелочная.

— Верну я ему рубли, — буркнул Ионыч, — ничего не поделаешь. Пусть подавится, пес шелудивый.

— Если бы не ураган, — вздохнул Федя.

— Если бы не ураган, к вечеру были бы в Пушкино. И триста рубликов сохранили бы.

Ионыч достал из-за пазухи фляжку с самогоном, приложился. Бросил взгляд на притихшую Катеньку, со злостью бросил:

— А ты чего молчишь, вертихвостка?

— Просто… — прошептала Катенька.

— Че, оголец понравился? — Ионыч захохотал. — Втюрилась в свиненка?

Катенька вспыхнула, отвернулась.

— Глупости говорите, дяденька.

— Покраснела голуба наша! — по-доброму засмеялся Федя. — Стесняется!

— Выпорю, перестанет стесняться, — пообещал Ионыч, раздражаясь. — Или тяжелой работой нагружу, чтоб стесняться некогда было. А то совсем обленилась, коза драная.

Вездеход приблизился к ферме. Мальчик погнал стадо к круглому длинному зданию, похожему на самолетный ангар. Здание это было теплицей, где снежные туры — полуживотные-полурастения — во время бури закапываются в землю, распускаются и превращаются в подобие пальмы с белой лохматой кроной и красным мясным стволом с пульсирующими синими венами.

Вездеход свернул налево к окруженному полукругом камней двухэтажному дому с множеством пристроек и башенок.

— Хорошо устроился, — заметил Ионыч с завистью. — Прямо у теплых камней дом отгрохал. Не дом, а дворец! У него там, небось, в самый лютый мороз жарко как в печке.

— А что, от камней, правда, тепло исходит? — спросила любопытная Катенька.

— Нечего глупые вопросы задавать, — буркнул Ионыч. — Понятное дело, исходит. Халявный энергоноситель, камни эти.

Вездеход медленно въехал в гараж.

Ионыч приказал:

— О том, что случилось, ни слова. Едем, мол, в Пушкино, Катьку в школу устраивать. Катерина, поняла?

— Поняла, дяденька.

— Вот и отлично. Выходим.

Они оставили вездеход в глубине гаража, между ящиками с охотничьим инвентарем и канистрами мазута и побрели к выходу. У ворот их ждал крепкий небритый мужчина в унтах, как у Марика, в длинной белой шубе с прорезиненным меховым капюшоном. Нижняя часть лица мужчины была замотана шерстяным шарфом.

— Пяткин, старый друг! — радостно закричал Ионыч. — Давно не виделись, приятель!