Гуляки одобрительно зашумели.
— Колхозкин, пентюх плесенный, струсил! Сдрейфил, мамалыга ржавая! Горазд болтать, а сам трус, каких еще поганая метла не выметала! — раздавались выкрики.
Колхозкин так и подскочил.
— Да при чем тут это! — заорал он, покраснев от гнева. — Какая тут разница, струсил я или нет, если мы обсуждаем, подвигает ли предложение Ионыча к насилию или нет?
— Ага! — радостно воскликнул дядь Вася. — Все слышали! Сам в трусости признался, архаровец тучеротый!
— А раз он трус, и нам это стало точно известно, — вставил Ионыч под шумок, — то и слушать его крамольные речи необязательно.
— Правильно! — заявила Дуська.
— А еще бы лучше, — заявил Ионыч, смелея, — выгнать этого Колхозкина из-за стола!
— Точно! Хватит ему нашу водку пропивать! — поддержали Ионыча.
— Жрет на халяву и не краснеет!
— Да вы… — Колхозкин задохнулся от возмущения. — Да я ж вместе со всеми на водку скидывался!
— А нам это неизвестно! — был ответ. — А мы утверждаем, что ты врешь, Колхозкин!
— И фамилия у тебя подозрительная, не русская, — вставил Ионыч и скомандовал: — А ну-ка возьмите его и выкиньте вон!
Два дюжих молодца схватили Колхозкина под белы рученьки и потащили к выходу.
— И поколотить бы еще напоследок! — крикнул Ионыч.
— Это я щас. — Дуська встала, потирая руки. — Подержите-ка! — Дюжие молодцы застыли. Колхозкин тяжело дышал и от потрясения не мог вымолвить ни словечка. Дуська взяла низкий старт и с разбегу врезалась головой Колхозкину в живот. Колхозкин охнул, безвольно повис на руках молодцов. Дуська распрямилась, с презрением посмотрела на Колхозкина и плюнула ему в расслабленную харю. Гуляки заулюлюкали. Ионыч поднялся, хлопая в ладоши.
— Граждане! Позвольте слово, граждане!
— Говори, Ионыч! Говори, герой!
— Граждане! Давайте все аплодировать прекрасной даме!
— Верно! Верно говоришь!
Народ повставал и захлопал в ладоши.
— Молодец, дама! Как ты его, ух!
— Не дама, а просто умница!
Дуська важно раскланялась и величаво проплыла на место, к Феде под бочок. Потерявшего сознание Колхозкина в чем был, в ситцевой рубахе да джинсах, выкинули на крыльцо и заперли дверь.
— Не околеет? — спросил Ионыч у дядь Васи. — Мороз все-таки нешуточный.
Дядь Вася поднял голову из грибного салата и шальными глазами посмотрел на Ионыча:
— Кто?
— Неважно, — буркнул Ионыч со злостью: он был недоволен поведением дядь Васи, который проспал половину его триумфа. — Спи себе дальше.
— Это мы запросто, — сказал дядь Вася и уложил тяжелую голову в холодец.
Гуляние продолжилось.
Катенька, до того тихо слушавшая в своем уголке разговоры, поднялась и подошла к входной двери. Обернулась: на нее никто не обратил внимания. Все были заняты Дуськой, которая забралась на диван и пела русскую народную песню. Катенька накинула на плечи пальтецо, отворила дверь и вышла на улицу. На крыльце, затылком в снег, лежал поверженный Колхозкин. Снежинки печально опускались на перекошенное лицо человека, вырубленного ударом в живот. Катенька подошла к Колхозкину, прошептала:
— Дяденька, проснитесь, пожалуйста, замерзнете! — Она схватила Колхозкина за плечо, затрясла. — Дяденька, быстрее просыпайтесь!
Колхозкин не двигался. В сенях тем временем зашумели, заодевались.
— Сейчас мы этой так называемой Александре зададим! — послышался голос Ионыча, пьяный и похотливый. — Узнает, как с нами связываться!
— Перчить! — взвизгнул, брызгая холодцом, дядь Вася. — Перчить идем!
— Что за вульгарные словечки, дядь Вася? — Дуська захохотала. — Перец-то отрасти для начала!
Катенька вздрогнула, схватила Колхозкина за руки и потащила в тень, чтоб пьяная толпа нечаянно его не затоптала. К счастью, Колхозкин веса был небольшого, к тому же у крыльца оказалось скользко и тянуть жертву пьяного разгула оказалось несложно. Катенька оттащила его под самую стену: дверь как раз распахнулась, и на морозный воздух выбрались разгоряченные алкоголем и предстоящей миссией тела. Дядь Вася поскользнулся, смачно грохнулся и пребольно ударился копчиком об крыльцо. Добрый Федя помог ему подняться; остальные хохотали. Ионыч норовил пнуть упавшего дядь Васю в бок, но сам поскользнулся и чуть не упал; еле успел удержаться растопыренными пальцами за стену — как раз над тем местом, куда Катенька оттащила Колхозкина. Девочка зажмурилась: ей показалось, что Ионыч заметил ее и сейчас последует страшное наказание, но Ионыч не заметил. Пьяная компания, оглашая улицу неразборчивыми криками и удалыми песнями, двинулась по улице на восток.