— Но вдруг эта шапка дорога кому-то как папин или мамин подарок и…
— А ну пошли! — рявкнул грубый Колхозкин и потянул Катеньку за собой.
На улице был легкий морозец: щеки пощипывал, на большее не решался. Скупо горели фонари, вдалеке брехали собаки. На востоке полыхало зарево. Они шли по очищенной от снега и наледи улице и радовались: Колхозкин радовался, что вскоре сможет остановить пьяный поход Ионыча и компании, а Катенька радовалась, что идет снежок, что голове тепло, что она впервые за несколько дней почти не голодна, что ее держат за руку и думать почти не надо — только послушно следовать за вредным дядей Колхозкиным.
— На востоке горит, — прошептала Катенька, в который раз поправляя шапку. — Неужели рассвет?
— Костер зажгли, — сказал Колхозкин. — Серых, что не растворились после бойни, жарят под усиленной охраной. — Он пробормотал: — Это и хуже, кстати. Там, наверно, все патрули: кому ж охота на морозе посреди ночи по городу ходить: в тепле у костра приятнее. Не остановит твоего Ионыча никто.
— Дядя Ионыч хороший… — начала было Катенька, но грубый Колхозкин дернул ее за руку:
— Хватит уже, наслушались твоих сказочек! — Он задумался вслух: — Надо тогда сразу в отделение идти; там точно кто-то будет. — Колхозкин потащил Катеньку в темный переулок. — Тут срежем.
Они сделали всего пару шагов, как вдруг услышали голос:
— Пронесшейся грозою полон воздух…
Колхозкин замер. Катенька сразу узнала голос, радостно воскликнула:
— Дядя Федя! Откуда ты тут?
Сокольничий вышел из тени. Вид у него был сонный. И двигался он странно, как сомнамбула.
Катенька прошептала:
— Дядя Федя… вы спите?
Федя пробормотал:
— Пронесшейся грозою полон воздух… — поднял руки; хотя нет, не руки он поднял вовсе, а щупальца: острые, опасные.
Катенька закричала:
— Дядя Колхозкин, бегите! Бегите!
Но вредный Колхозкин и не думал бежать. Он схватил с земли палку и кинулся на мертвяка; охнул, пробитый щупальцем насквозь, но сделал еще полшага, насаживая себя на щупальце, взмахнул палкой, пытаясь достать дядю Федю, но не достал, уронил палку и обмяк.
Катенька упала на колени. Хотела закричать: воздуху не хватило. Хотела заплакать: не хватило слез. Сокольничий выдернул щупальце из Колхозкина: тот упал. Федя подошел к Катеньке и вяло прошептал:
— А меня Ионыч оставил переулок сторожить на всякий случай. Говорит: раз уж мы тебя покрываем, Федя, так будь любезен пользу приноси.
— Ты не спишь, дядя Федя? — спросила Катенька.
— Не спится что-то, Катенька, — ответил сокольничий. — Хочется спать, да не уснуть никак. А если усну, только хуже станет: во сне жуки. И кто знает, на кого они в этот раз заползут. А кроме меня ведь стряхивать их некому. Некому, лапушка!
Катенька опустила голову и уснула; словно выключили ее.
Сокольничий взял девочку на руки и понес обратно в дом.
Глава девятая
Город накрыли синие сумерки.
— Как красиво, — восторженно прошептала Саша, изящной ножкой приминая снег на черепице. — Как давно мы с тобой не забирались сюда, на крышу!
— Давненько, эт точно, — рассмеялся Рыбнев.
— Закат чудесный. — Саша хитро улыбнулась. — Скажи, Рыбнев: смог бы ты докинуть камешек до заходящего солнца?
— Ты же знаешь, — Рыбнев усмехнулся, — что я — чемпион по метанию учебной гранаты; у меня даже специальный диплом ФСД есть за подписью самого Рикошета Палыча.
— Я так долго тебя не видела, не разговаривала с тобой… — жалобно протянула Саша. — Кажется, я всё о тебе позабыла!
— Ну, гляди…
Рыбнев протянул руку и отломал кусок намерзшего на трубу льда. Взвесил в руке: тяжелый. Поднялся, прищурил глаз: до горизонта далековато будет, да и крыши большую его часть загораживают. Ну да ничего. Саша разницы всё равно не заметит.
— Ты сможешь, Рыбнев! — воскликнула Саша и беззаботно засмеялась.
— Еще бы! — крикнул Рыбнев, с наслаждением вдыхая чистый морозный воздух, размахнулся и кинул.
Полетела ледышка: над черными крышами полетела, над седыми дымками, над промороженными человеческими судьбами — прямо вдогонку за солнцем.
— Ну как? — спросил Рыбнев, плюхаясь на снег рядом с Сашей, обнял ее. — Довольна?
Саша вглядывалась в закат.
— Рыбнев, смотри! Смотри! — Она вдруг подскочила. — Кажется, на солнце была вспышка! Ты докинул все-таки! Докинул!
Рыбнев расхохотался. Саша наклонилась к нему, прижала ладошки к щекам, серьезно заглянула в глаза: