— Заткнись! — завопил Ионыч. — Замолчи, а то хуже будет!
— Катенька, — испуганно прошептал Федя. — Помолчи, не заставляй Ионыча нервничать. Ишь, раздухарилась, шалунья! Я-то добрый, всё тебе прощаю, а Ионыч — воспитатель строгий, сама знаешь…
Девочка смотрела на Ионыча, не отводя больших голубых глаз, улыбалась и молчала. Кровь на губах и царапины на лице не могли испортить ее улыбку. Ионыч сжал кулак, подался вперед… Но ударить Катеньку не успел: Федя схватил девочку под мышки и пересадил ее к двери, а сам подвинулся к Ионычу.
Ионыч разжал кулак, просипел:
— Ты чего, Федя?
— А давай, Ионыч, радио послушаем! — с притворной радостью воскликнул сокольничий. — Ехать нам еще ого-го сколько, надо развлечься.
— Ну давай, — буркнул, подумав, Ионыч.
Федя включил радиоприемник, покрутил колесико настройки.
Радиоведущий произнес:
— Радио Снежной Поляны, она же Снежная Пустыня, оно же Снежное Поле, и с вами снова я, ваш бессменный ведущий, К’оля.
— Что еще за К’оля? — с отвращением произнес Ионыч и выплюнул застрявший между зубами кусочек лапши на лобовое стекло.
— По имени видно, не русский человек, — вздохнул Федя.
— Буржуй недоделанный, — подтвердил Ионыч. — Я их, тварей, давил и буду давить. — Он сжал кулак. — Вот этими самыми руками.
— Знаю, Ионыч. — Федя кивнул. — Уж кому, как не мне, знать тебя.
Ведущий прочистил горло и сказал:
— Радио у нас провинциальное, но новости самые натуральные. И от новостей этих, честно вам скажу, у меня волосы дыбом и мурашки по всему телу. Сегодня утром на Снежном Поле были замечены целые полчища серых существ… вы понимаете, о ком я. Эти твари движутся в сторону Пушкино, настроены они весьма решительно и недружелюбно. Жителям Пушкино рекомендуется чистить винтовки и натирать сапоги сазаньим жиром — ночка предстоит жаркая…
— Ох, ты ж… — неопределенно сказал Федя и присвистнул.
— Ничего страшного, — буркнул Ионыч. — Страху только нагоняет. Перестреляют их всех до единого без потерь — не раз уже такое бывало.
— Перестреляют-то перестреляют, — согласился сокольничий. — Но мы на пути в Пушкино, и до ночи туда не успеем. Придется в поле заночевать, а эти, серые, тут как тут.
— Плевать, — заявил Ионыч, сминая стаканчик. — В вездеход они всё равно не пролезут.
— А если…
— Че «если»? Всё пучком будет!
Федя вздохнул.
Ведущий продолжал:
— Но есть и положительное во всем этом: трупы серых обеспечат жителей Пушкино мясом на пару недель вперед, ожидается проведение массовых гуляний на свежем воздухе с танцами и поеданием шашлыка…
— Убери ты этого придурка нерусского! — взбеленился Ионыч. — Поищи, что ли, музыку какую-нибудь.
Федя поспешно повернул колесико настройки.
Глава шестая
Катеньке приснился загадочный сон.
Приснилось ей, будто сидит она за большим дубовым столом перед пустой тарелкой, а напротив восседает кудрявая женщина в синем сарафане и деревянной ложкой ест мясной соус. Ест и смотрит на Катеньку из-под бровей, изучает.
Катенька говорит:
— Пошли скорей, нас папа ждет!
Женщина молчит, продолжает есть. Намазывает на толстый кусок ржаного хлеба сливочное масло, сверху кладет несколько крупных горошин красной икры, и всё это отправляет в рот. Смачно так жует, чавкает.
Катенька просит:
— Ну пойдем, пойдем же!
А женщина ест и ест, смотрит на Катеньку и ест, глядит в тарелку и ест. И не произносит ни слова.
Катенька умоляет:
— Пожалуйста!
Вдруг слышит Катя, за спиной что-то хлопает. Хлоп-хлоп. Точно дождевые капельки по стеклу размазываются. И понимает девочка отчетливо, что теперь можно никуда не спешить. Ей становится очень страшно, и, проглотив страх, как холодную мокрую жабу, она просыпается.
В кабине стоявшего посреди Снежной Пустыни вездехода потеплело. Тлел огонек электрической печки. В углу безмятежно храпел Ионыч. Стекла покрылись инеем. В небе, которое казалось сейчас гораздо ближе, чем днем, холодно мерцали редкие звезды.
Хлоп-хлоп.
Катенька повернулась к дверце и чуть не закричала от страха: из темноты, словно карпы из студеной воды, выныривали бледные безволосые лица. Слабые обмерзшие ладони хлопали по стеклу: хлоп-хлоп, — словно хотели попасть внутрь погреться.
— Ай…
Сокольничий Федя обнял девочку, погладил по голове:
— Не бойся, лапушка. Они нас не тронут, не достанут. Они как снег, слабые, бледные, из снега появляются, в снег и уходят.