— Ты говоришь так, будто согласен с этим монстром, а не с Пропавшими.
— Теус говорил со мной перед тем, как ушел. Мне кажется, он знал, что я расскажу это тебе, так что, возможно, это было послание тебе. — Турин уставился в туннель, словно пытаясь восстановить слова, словно снова их слышит. — Он сказал, что мы все падаем через наши жизни. Это не начинается, когда ты прыгаешь, и не заканчивается, когда ты ударяешься о воду. Каждый из нас проваливается через свое собственное существование, пробивая дыры в форме себя через дни, через недели, через разговоры. Мы не являемся ни чем-нибудь одним, ни чем-нибудь другим; мы — легион; в каждый день твоей жизни в твоем черепе живет другая Яз. Мы обманываем других, мы обманываем самих себя, мы храним секреты, которые даже не знаем, и придерживаемся убеждений, которые не понимаем. И в этом состоянии глубокого, фундаментального, первобытного невежества мы все еще думаем, что можем лепить из глины самих себя, мы думаем, будто знаем, что надо вырезать, что мы понимаем последствия удаления жадности. Неужели мы так уверены, что нам она не нужна? Разве мы не создаем новых особых демонов, самая страшная черта которых заключается в том, что они действительно считают себя ангелами? Ты говоришь все, что думаешь? Ты делаешь все, что чувствуешь? Любая божественность, на которую мы можем претендовать, сдерживается ограничениями нашей природы. И еще каждый из нас связан своими собственными ограничениями. Называть их всеми страхами — значит делать из нас трусов. Многие из них являются суждениями. Средствами достигнуть равновесия между вредом и пользой, болью и удовольствием, нашими чувствами и чувствами другого, настоящим и возможным… — Турин замолчал, приходя в себя. Он сплюнул, возможно, пытаясь избавиться от вкуса слов Теуса. — Теус — чудовище, но это не значит, что он не прав. Пытаться избавиться от слабости — опасная игра. Никогда не знаешь, что еще ты можешь потерять в такой сделке. — Он покачал головой и выдавил улыбку. — Мы говорим о Кайлале, не так ли? Ты не хочешь брать его с собой.
Яз покачала головой:
— Мы говорим обо мне. Его мы забираем. Я лучше умру, пытаясь нести его, чем буду жить с тем, что оставила его позади.
Ухмылка Турина расширилась, стала более естественной. Он кивнул. Затем, словно для того, чтобы облегчить груз наблюдений Теуса и тяжесть смерти Эксара, сказал:
— Итак, ты не хочешь оставлять его. Я могу понять, почему ты так себя чувствуешь. Он очень хорош собой.
Яз ударила его по руке, фыркнув.
— Ты знаешь, что он любит только мальчиков?
Яз подавила смешок. Ее нервы были на пределе. Оба они были на грани истерики. Она взяла себя в руки и вернулась в пещеру. При виде тела Эксара у нее пропало всякое желание улыбаться:
— Пора уходить. Эррис может нести Кайлала.
Кайлал покачал головой.
— Я могу передвигаться сам. — В том месте, где должны были быть его бедра, культи были плотно обмотаны железом и шкурой, так что он мог тащить себя без повреждений, и его руки были в состоянии справиться с этой задачей.
— Хорошо. Но, если нам нужно будет бежать или двигаться тихо, тебя понесут Эррис или Као.
Кайлал кивнул.
— Что мы будем делать с Эксаром? — мягко спросил Турин.
Кайлал опустил глаза. Он взял тело и подтащил его к небольшому пятну грибов с красными шляпками.
— Боги взяли из него лучшее. Пусть лед заберет то, что осталось.
33
— ТЫ СОВЕРШИЛА НЕЧТО замечательное, Яз. — Эррис подошел, чтобы идти рядом с ней, когда они шли через ледяные пещеры Сломанных, направляясь в город.
— Я? — Она с сомнением посмотрела на него.
— Вы все выглядите побежденными! — Эррис покачал головой. — Но ты вернула брата и двух твоих друзей. Три человека освободились от пятен. Разве ты не говорила, что Турин был единственным спасенным за целую эпоху, и что даже это не увенчалось успехом? И вот теперь ты здесь, уходишь со всеми тремя, наплевав на любые вероятности.
Яз выдавила из себя улыбку. Все это было правдой. Она одержала великую и неожиданную победу. Икта говорили, что люди делятся на тех, кто посреди долгой ночи вздыхает и говорит, что осталось сорок дней темноты, и тех, кто улыбается и говорит, что уже сорок темных дней остались позади. Яз всегда думала, что ее место в наполовину разрушенном лагере, а не среди тех, кто считает оставшиеся дни.
Она повернулась к Зину, идущему прямо за ней, и взяла его за руку. Он ответил на ее пожатие, и оба улыбнулись, на этот раз без усилий.