— Здесь мы сушим одежду. Повесьте свою на проволоку. — Арка указала на линию, протянутую по всей ширине пещеры. Она прошла в центр, отодвигая в сторону висящие шкуры и раскачивая их. Тени тоже качнулись, и на мгновение снова показалось, что это люди — возможно, Икта, — которые танцуют для солнца в конце долгой ночи. Арка хлопнула в ладоши. — Скорее!
Она повернулась к ним спиной и наклонилась, чтобы поднять что-то с пола. Когда она снова повернулась к ним лицом, то, казалось, удивилась, что никто из них не пошевелился. В тишине, нарушаемой только стуком зубов, она показала поднятый предмет. Благосостояние клана в железе — приземистый, тяжелый цилиндр, толстостенный, снабженный двумя костяными ручками. Снаружи его покрывали глубоко вытравленные символы. Яз знала, что у жрецов есть письмена, которые они используют для нанесения слов на шкуры. Это всегда очаровывало ее. Мысль о том, что слова, такие мимолетные вещи, исчезающие почти в то же мгновение, когда покидают твои губы, могут быть пойманы в ловушку и лежать там, связанные черными линиями, запечатленные в постоянстве и могущие пережить того, кто дал им жизнь. Но эти символы были чем-то другим. Подобно ледяным звездам, они казались одновременно более реальными и более далекими, чем окружающий мир. Сложные, как многоногие паук-рыбы, ползающие под морским льдом, они отличались от своих соседей и в то же время были одинаковы. Каждый запутывал взгляд, пытаясь втянуть ее… куда-то.
— Если вы не согреетесь в ближайшее время, то можете вообще не согреться, — нахмурилась Арка. — Что? Это горшок. Вы, конечно, видели горшок раньше?
Яз не видела.
Арка поставила железную трубу на пол и, используя длинный металлический стержень, достала из ниши в стене одну из стеклянных чаш, поставив ее на пол. С помощью маленького черпака на конце стержня она вынула звезду из чаши и бросила ее в железный горшок. Тут же символы, вырезанные на металле, начали светиться. От жара, исходящего от них, лицо Яз запылало. Как будто она держала руку всего в дюйме от пламени лампы.
— Повесьте одежду! Сейчас же! — Арка рявкнула приказ, как женщина, привыкшая, чтобы ей повиновались. — Оставайся там, Турин. — Она подняла руку на черноволосого мальчика, когда он двинулся вперед вместе с остальными.
Яз осталась с Турином, хотя и попятилась от жары. Даже Арка, казалось, удивилась его ярости, подняв руку, чтобы прикрыть лицо.
— Должно быть, я использовала слишком большой камень… А-а… Вот, ослабевает. — Она расслабилась, затем повысила голос, чтобы обратиться ко всем, впадая в роль их учителя. — Сигилы, вделанные в железо, преобразуют энергию, выделяемую камнем, в тепло.
— Я называю их звездами, — сказала Яз. Она старалась смотреть куда угодно, только не на обнаженную плоть. Икта обычно снимали что-то только для того, чтобы заменить его чем-то более теплым. Они сбрасывали слои в своих палатках, но никогда не оставляли меньше трех. Только в Горячем Море они раздевались полностью, но там туман окутывал все вокруг, скрывая один конец маленькой лодки от другого. Когда же Горячее Море закрывалось, высохнуть было очень трудно, и за эту пригоршню дней гибло больше людей, чем за весь остальной год. — Звезды. Не камни… — Она запнулась под тяжелым взглядом Арки.
— Некоторые называют их так. Сердце-камни, ядро-камни, ледяные звезды, это все это одно и то же. Раздевайся.
Яз заколебалась. За исключением Турина, остальные двигались среди висящих шкур, ища уединения.
— Почему он не мокрый? — Она обвиняюще ткнула пальцем в Турина, который нахмурился, почти от боли.
— Потому что сегодня он не упал. Он здесь по… другим причинам. — Арка сложила руки на груди и посмотрела на Яз сверху вниз. — У Икта под шкурами есть что-то такое, чего нет у всех нас?
Яз сердито посмотрела на нее. Если и дальше протестовать, они все будут смотреть, как Арка вытаскивает ее из мокрых шкур. С рычанием Яз вошла в то место, где уже развешанная одежда давала больше всего укрытия. Она стянула с себя верхнюю одежду, борясь с тугими узлами. Самый внутренний слой был зашит, требовался нож, чтобы удалить его, и игла, чтобы надеть новый. Ей не надо снимать его, потому что здесь нет ветра. Ветер был истинным убийцей. Здесь, поразительно, она его не слышала. Его отсутствие было тишиной, бьющей в уши. Однажды, когда Яз была маленькой, ветер прекратился. Не упал и не ослабел, а остановился. Даже седые старики никогда такого не видели. Старейшины думали, что это может быть конец света. Некоторые плакали. Некоторые рвали на себе волосы. А потом ветер снова подул, и, казалось, этого мгновения тишины никогда не было.