— Я знаю. — Именно это было первым, что поразило Яз на ее предыдущем собрании. Дело было не столько в отличии южных племен от Икта, сколько в том, что они отличались даже друг от друга: у одних кожа была медной, как у Икта, у других — более красной, настолько темной, что почти не поддавалась цвету, а у некоторых — гораздо более бледной, почти розовой. Волосы у них тоже были разные — от черных, как у Икта, до каштановых. Даже глаза у них были не совсем белые-на-белом, которые Яз видела почти на каждом шагу, а ошеломляюще разные. У многих глаза были почти такими же темными, как гора позади них в тех местах, где камень освободился ото льда. — Не пялься!
Зин отмахнулся от нее и подошел к голове колонны поближе. Она понимала его восхищение. Мазай говорила, что там, где много задач, нужно много инструментов. У Икта, сказала она, есть только одна задача. Терпеть. Выживать. Требовалась особая сила, чтобы пережить полярную ночь. Один верный способ. Мать клана говорила о металлах и о том, как один из них можно смешать с другими, чтобы получить особые качества. Она сказала, что существует единый сплав, пригодный для целей севера, и именно поэтому у всех, кто живет там, так много общего.
Яз подошла к брату, не обращая внимания на шипение матери. Скоро ее бросят в Яму Пропавших, во тьму, из которой нет возврата. Она должна увидеть как можно больше из того, что может предложить мир, прежде чем его отнимут у нее.
— Вождь. — Зин указал на человека, который был выше любого икты и худого, слишком худого для севера. Кое-где сквозь черноту его волос пробивались седые пряди.
В многомесячную полярную ночь дыхание, которое ты выдыхаешь через шарф, образует два вида инея: обычный южный и более тонкий ледяной, который превращается в дым в тепле палатки. Икта называли его сухим льдом, потому что он никогда не тает, а только дымится. Местами, в глубине долгой ночи, сухой лед дрейфует над водяным льдом, и, когда возвращается красный глаз солнца, огромный холодный туман поднимается облаками на много миль в высоту. Рассказчик утверждал, что сухой лед образуется, когда замерзает часть самого воздуха.
Яз знала, что, если худой седовласый южанин вздохнет сухой лед в полярную ночь, холод сожжет его легкие и он умрет.
— Вернитесь в линию, вы оба. — Квелл подошел к ним сзади, мягкость его голоса смягчила выговор. Он вернул Зина на место, положив руку ему на плечо. Яз хотелось, чтобы Квелл тоже положил руку ей на плечо. Вид обнаженных пальцев все еще поражал ее. Если ей суждено умереть, то она тоже должна испытать прикосновение мужчины.
Она много раз думала о том, чтобы поставить собственную палатку и пригласить Квелла войти. Конечно думала. Слишком много раз и слишком долго. Но в конце концов ее всегда останавливали две вещи: иногда одна, иногда другая, иногда обе. Во-первых, что-то в ней восставало против мысли, что страх должен заставить ее действовать, прежде чем она будет должным образом готова. Это был не путь Икта. А во-вторых, боль, которую почувствует Квелл, когда ее заберут у него. Было бы нечестно использовать его таким образом.
Три вещи. Что-то еще удерживало ее. И, возможно, этой третьей было бы достаточно и без двух других. Бунт против выбора, который, казалось, был сделан за нее.
Но Квелл и Яз ходили по льду вместе с тех пор, как впервые смогли встать на ноги, и многие из ее снов были наполнены мыслями о смелых чертах его лица, силе его рук и смеси доброты и храбрости, с которой он боролся с миром. Она не хотела оставлять его. Когда регулятор бросит ее вниз, ее сердце, наконец, будет разбито, как и все остальное, хотя, по крайней мере, боль не будет продолжаться долго, и в смерти она присоединится к духам ветра.
Яз вернулась в линию и увидела, что Квелл вышел вперед. Как и Зин, он хотел слушать южан. На ее губах появилась улыбка. Регулятор мог объявить человека взрослым, но для нее они все еще были просто более высокими мальчиками.
Возможно, ей следовало поставить для него палатку. Но в любом случае она все еще считалась ребенком, и их нельзя было связать, пока она не переживет регулятора во второй раз. Почти каждого сломанного ребенка вырывали из клана на первом же собрании, но, даже если это было так же редко, как таяние, и занимало секунду, и ни один ребенок не считался взрослым до второго собрания. Так что во многих отношениях Квелл был настоящим членом клана с тринадцати лет, в то время как Яз в свои шестнадцать все еще считалась ребенком и будет им до завтрашнего дня, когда регулятор обратит свои бледные глаза в ее сторону.