— Тогда… как вы это сделали? — спросила Куина.
Арка нахмурилась.
— Это произошло еще до меня. Но, как мне кажется, у нас будут неприятности, если мы его потеряем. — Она снова нахмурилась. — Хотя иногда мы находим металл, который не может расплавиться.
Женщина с лицом, похожим на череп, взяла шест с черпаком и стала перекладывать звезды из ящика у стены, бросая их одну за другой в серый горшок. Когда она добавляла очередную звезда, та переставала сиять, зато сигилы на горшке начинали излучать более красное свечение вместе с яростным жаром. Яз отступила, не желая, чтобы звезды горели слишком ярко и сигилы испепелили их всех.
— Этот жар, — сказала она, когда Арка посмотрела в ее сторону. — Я не могу его вынести.
Яз вышла из хижины, Арка последовала за ней и встала в дверях.
— Я видела все это раньше, много раз, но никогда не устаю смотреть, как льется расплавленный металл. Это как жидкий огонь. Иксен делает слитки, а также разливает различные формы для других кузнецов. Почти все это достается жрецам.
Яз вытерла холодный пот со лба:
— Если вы можете делать столько тепла, зачем вам шахтеры? Конечно, вы можете просто вытопить звезды изо льда и сделать любые туннели, которые вам нужны, точно так же, как это делают уголь-черви?
— Я думала, что этот вопрос задаст Куина. — Арка потерла шрамы, бегущие по щеке. — Это вопрос прибылей и убытков. Когда звезды используются для зажигания сигилов, те съедают их; звезда, которую ты вынимаешь, меньше, чем та, которую ты вставляешь. Особенно быстро сигилы съедают маленькие звезды. Если в горшок положить даже пригоршни пыли, тепла будет совсем немного. А большие тают медленно. Но даже если использовать наши самые большие звезды, мы найдем в растопленном льду меньше, чем съел горшок. Это как жизнь наверху. Каждое решение зависит от того, что ты получишь и чего это будет стоит. — Она оглянулась. — Иксен скоро начнет лить. Подойди и посмотри, если не боишься упасть в обморок.
Яз осталась снаружи, а Арка вернулась в тепло литейного цеха. Она медленно пошла к берегу озера, размышляя. Она знала, чего стоило ей решение броситься в яму. Она не имела ни малейшего представления о какой-либо прибыли, но если она не найдет Зина, то все это будет убытком. Икта выбросили Зина, но для нее он был всем, что составляло ее клан, все еще ценностью, и она найдет его независимо от прибылей и убытков. Яз казалось, что, если бы она позволила им бросить ее брата без возражений, он перестал бы чего-то стоить, и если бы она на самом деле стояла рядом и смотрела, как любого ребенка бросают в яму и ничего бы не сказала, то что-то от нее самой тоже было бы что-то выброшено, что-то более ценное, чем то, что она потеряла, действуя.
Турин сказал, что звезды могут отделить худшие части человека и давать им новый голос. Яз знала, что наблюдение за тем, как регулятор швыряет детей в яму, отщепляет что-то хорошее от тех, кто наблюдает, и удерживает это в таком же темном и безмолвном месте, как яма, в которой исчезли эти дети. Она не могла сказать, откуда ей это известно или почему она держится за это перед лицом суровой арифметики, которая управляет жизнью на льду. Но она знала это, кровью и костями, как бы сильно она ни тосковала по блаженному неведению, которое, казалось, окутывало остальных, видевших это в тот день.
Вздрогнув, Яз поняла, что добралась до берега озера и вымочила пальцы ног на мелководье. Озеро быстро становилось все глубже, освещенное звезда-пылью, дрейфующей по гребням скал, но постоянный дождь талой воды сверху рябил поверхность слишком сильно, чтобы можно было ясно разглядеть глубину. И все же в нем была красота и покой: черная скала, лед всех оттенков жемчуга, между белым и прозрачным, мраморные полосы звезда-пыли, сверкающие всеми цветами, на которые можно разбить свет. Под многоязыким голосом падающей воды слышался далекий ледяной стон, такой же вневременной, как и ветер. Яз позволила чуду этого места окутать ее. Безмятежность…
Бум. Бум. Бум.
Яз от удивления шагнула вперед, сойдя с мелководья, и вымочила одну ногу в почти ледяной воде.
Бум. Бум. Бум.
Стук доносился из другой хижины, и Яз, раздраженная вторжением, подошла, хлюпая на каждом шагу, чтобы посмотреть, чем вызван такой шум. Зажав уши руками, она заглянула в открытую дверь.
Какой-то молодой человек стоял в окружении инструментов и кусков металла, свисающих со стропил. В одной руке он держал небольшой, но тяжелый молоток, а другой поддерживал лезвие меча, над которым работал. Свет из маленького горна очерчивал рельеф его мускулистой груди и рук. Но углы его подбородка и скулы под полудикой копной блестящих красно-черных волос были тем, что украло дыхание Яз. Она понимала, что черты лица некоторых мужчин радует глаз больше, чем у других. Квелл был ее другом прежде, чем между ними возникло какое-либо другое влечение, но когда они работали с кланом на льду, его лицо привлекало не только ее глаза, но и глаза других молодых женщин Икта. Ее мать называла Квелла красивым. Красота мужчины перед ней, однако, обладала магией, которая проникала внутрь и заставляла ее страдать.